Читаем Жизнь Антона Чехова полностью

После отъезда Ольги мелиховская жизнь покатилась под гору. Месяц ушел на поиски печников и на завершение строительства третьей школы. Само имение все больше становилось похожим на усадьбу Аркадиной и Сорина: «Я постоянно кричу благим матом, надрываю глотку, но лошадей не дают ни мне, ни гостям», – жаловался Антон. Миша, которого по-прежнему в Мелихове не желали видеть, 16 мая писал Маше: «Все те намеки, которые я делал в письмах к Антоше, оставались без ответа даже больше – в его письмах ко мне так и сквозит опасение, как бы я не привез в Мелихово своей семьи. … Мне грустно, что так сложились обстоятельства, что я не могу повидаться с матерью и показать ей Женю. Тайком от вас (боясь, чтобы вы не обиделись) я списался с Семенковичами, прося их приютить меня на один только месяц с 20-го июня. … В конце июня „Антоша пошлет тебя в Ялту по домам насчет постройки“. Да твое ли это дело? Что ты, подрядчик, приказчик какой, что ли? Мало хлопот в Мелихове да в Москве? В Крым ездят, чтобы отдыхать».

Антон даже виду не подавал, что жаждет Мишиного общества. В двадцатых числах мая, так и не дождавшись матушкиного благословения, Миша с женой и ребенком выехали в Крым. Обосновались они в Алупке, в шестидесяти верстах от Гурзуфа и от брата Вани с семьей. Дом в Аутке все-таки оказался непригодным для жилья, а Кучук-Кой был слишком на отшибе, даже если бы Антон снизошел и пригласил туда Мишу. Дело кончилось тем, что Ваня объединился с Мишиной семьей в Алупке.

В начале июня солнце уже хорошо прогрело землю. Антон, решил, что пришла пора выставлять Мелихово на продажу. Вместе с имением стала приходить в запустение и вся округа: обрушился мост через речку Лопасню, а в деревенских школах стали разворовывать казенное добро. Маша больше не видела смысла в том, чтобы продолжать мелиховскую жизнь, и писала, об этом в середине июня Марии Дроздовой: «Я чувствую себя конкой, съехавшей с рельсов и не могущей попасть опять на рельсы и потому неопределенно скачущей! Неизвестно, где мы будем жить … Антон сдирает все со стен и посылает в Крым, удобное соломенное кресло с балкона уже поехало»[475].

Последние мелиховские дни ознаменовались печальным событием: одичавшего Брома, который заболел бешенством, пришлось пристрелить. За имение Чеховы запросили двадцать; пять тысяч рублей с переходом долга в пять тысяч. Антон закупал веревки, ящики и рогожу для упаковки и отправки в Крым семейных пожитков. В Ялте организовать хранение своего добра он поручил Синани. В Таганроге кузен Георгий встречал прибывающие из Москвы вагоны и следил за погрузкой на пароход шкафов, столов, диванов и ящиков с книгами. В Москве для ялтинского дома закупались решетки, дверные петли, умывальники и обои. Тем временем Немирович-Данченко приступил к постановке «Дяди Вани», которая станет сенсацией нового театрального сезона. Антон обратился к коллеге доктору Куркину с просьбой прислать картограмму Серпуховского уезда для доктора Астрова – эту роль предстояло сыграть Станиславскому. В постскриптуме к Машиному письму Антон начал переписку с Ольгой Книппер, обратившись к ней (как раньше к Каратыгиной) «великая артистка земли русской» – но на сей раз с существенным дополнением: «последняя страница моей жизни». Ольга в то время отдыхала у своего брата Константина в Грузии.

Чехов ненадолго вырвался из Мелихова в Петербург. Туда он прибыл 11 июня, встретился с Адольфом Марксом и договорился о том, что пьесы будут печататься вместе с планами мизансцен, нарисованными Станиславским[476]. Затем он сфотографировался в двух разных фотоателье. С Сувориным встреча не состоялась. Пробыв в Петербурге лишь день, Антон сбежал от столичных промозглых холодов в теплую Москву.

Маша все лето провела в Мелихове, пакуя и отправляя в Крым семейное добро и показывая усадьбу покупателям. Антон же обретался в Москве: в прислугах у него была горничная Маша, чей кавалер дневал и ночевал на чеховской кухне. Антон частенько ходил прогуляться по бульварам и побеседовать с «падшими женщинами». Побывал он и на заросшей сорняками могиле Павла Егоровича. Теперь, построив в деревне третью по счету школу, он написал Суворину, что с Мелиховым его уже ничего не связывает, да и как литературный материал оно тоже «истощилось и потеряло цену». К июлю появились два покупателя. Один из них, московский купец Янов, долго приценивался к Мелихову, но в конце концов отступился. За это время отпал и другой покупатель – Борис Зайцев, будущий писатель, а в то время совсем молодой еще человек. Антон наезжал в Мелихово лишь затем, чтобы выкопать то один, то другой куст, который мог бы прижиться в Ялте. Пятого июля он навсегда оставил таксу Хину и имение, на которое было потрачено так много времени и сил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное