Жизнь Арцеулова

Обращает на себя внимание доброжелательность большинства его характеристик: «Нам очень понравился этот молодой человек. Приветливый, серьёзный, разносторонне эрудированный…» — это о Ролане Олеговиче Антонове, сыне авиаконструктора О.А. Антонова. «Очень хорошо выступила Марина Попович… Она ведь поэтесса, остроумная и задорная». Посетившие Арцеулова в гостинице киевские моделисты — «чудесные парни, энтузиасты своего дела — искусства». С особенно большой теплотой пишет Арцеулов о своих коллегах — лётчиках и планеристах: Герое Советского Союза А.Н. Грацианском, планеристе-чемпионе, певце и прекрасном рассказчике В.В. Гончаренко и многих других. Создаётся впечатление, будто ему на каждом шагу попадались одни лишь интересные и симпатичные люди. Что, впрочем, не так уж и удивительно: в отличие от электростатики, по законам которой взаимно притягиваются разноимённо заряженные тела, в человеческих взаимоотношениях, напротив, тянет друг к другу людей хороших, «положительно заряженных».

Не закрывал, однако, глаза Константин Константинович и на теневые стороны реальной жизни. Всеядностью и всепрощенчеством не болел. Особенно не терпел необязательности.

Довольно сердито писал, например, о человеке, взявшем на себя роль организатора записи Арцеулова для телевидения и начавшем с того, что сам опоздал на целый час.

А «записываться», «сниматься», да и вообще выступать он не очень любил. Писал об этом сначала сдержанно, даже с усмешкой (про внезапно возникшего режиссёра кинохроники: «Мне это как снег на голову»). Но чем дальше, тем все более раздражённо: «В Москве после поездки мне досаждали и очеркисты, и из телевидения. Все хотят заполучить материал, фотографии, побеседовать. Мне это на нервы действует. Мне хочется только покоя… Я все ещё не рассортировал своего багажа и здоровье налаживается медленно». И в другом письме: «…время было суматошное — приехала киногруппа документалистов, которые снимают фильм… и меня прилепили к этому делу… Мне было трудновато и для глаз, и понервничать приходится в таких случаях. Не переношу записи на плёнку. Язык к горлу прилипает, и мысли из головы вылетают… Предстоит ещё такая же процедура для Центрального телевидения».

Читая такое, сочувствуешь пожилому, больному человеку, для которого шум, суета, бьющий в больные глаза ослепительный свет, вся процедура записей, к тому же следующих одна за другой чуть ли не сплошным потоком, действительно были трудны и утомительны.

И все же… Все же сейчас, когда Константина Константиновича Арцеулова среди нас больше нет, особенно остро ощущается, сколько важного, драгоценного, невосполнимого мог бы ещё рассказать по радио, телевидению, в печати этот человек! Как много ушло вместе с ним!.. Автор этих строк, например, сейчас глубоко сожалеет, что в своё время, пока это было возможно, постеснялся «вытягивать информацию» из Константина Константиновича. Боялся злоупотребить его добрым отношением к себе…

Читая пространные, подробные письма Арцеулова, легко предположить, что он любил это дело, отдавался эпистолярным занятиям с радостью и наслаждением. И великой неожиданностью прозвучали для меня слова дочери Константина Константиновича — Ольги Константиновны:

— На столе у папы всегда лежал список, кому, в каком порядке отвечать. Переписка была очень большая. Но он имел правило: всем, кто ему писал, отвечать. Хотя писать письма не любил, каждый раз морщился, охал…

Вот как, оказывается: не любил! Но — писал. Потому что отличался редкой обязательностью. А по отношению к близким людям ощущал и потребность поделиться всем важным и интересным, что ему доводилось увидеть.

Не следует, однако, видя все проявления его уважительного отношения к людям, представлять себе Константина Константиновича в виде этакого рождественского деда, благостно-добродушного по отношению ко всем и к каждому. Нет, когда он сталкивался с высказываниями или поступками, достойными осуждения, то своего отношения к этому не скрывал.

Друживший с Арцеуловым лётчик и художник Л.М. Вяткин рассказывает, как однажды при нем Константин Константинович снял трубку зазвонившего телефона и, едва услышав, кто с ним говорит, спокойно, негромко, но весьма решительно сказал: «Прошу вас считать, что мы незнакомы» — и повесил трубку. Однако минуту спустя телефон снова позвонил, и тот же человек, попросив все же выслушать его, принялся что-то взволнованно объяснять. Выяснилось, что он — только однофамилец человека, чем-то вызвавшего гнев Константина Константиновича, который, уяснив себе это, извинился, а закончив разговор, виновато усмехнулся: «Бывает же так! Оказывается, однофамилец! А я-то его…» — и потом не раз возвращался к этому случаю и снова переживал его, качал головой, чувствовал неловкость.

Читая публикации, где упоминалось его имя и описывались события, в которых он был главным действующим лицом, — первый штопор, испытания самолёта ИЛ-400 и другие, — Арцеулов не оставался равнодушным к, увы, довольно часто встречавшимся в них неточностям.