Жизнь бабочки

Черенцов позвонил через два месяца из Мадрида. Сразу предупредил, что надо сосредоточиться и внимательно выслушать все, что он сейчас скажет. Сева попытался пошутить, но тот перебил и еще раз повторил сказанное. Оказалось, что у Федьки уволилась какая-то баба. Вышла замуж и уехала в Марбелью. Поэтому сейчас он рассматривает только мужские кандидатуры. Черенцов, конечно, свое слово сказал, но там уж как Сева себя проявит. На следующей неделе приезжает Мария Хосе, позвонит Севе и отдаст приглашение. Сева хотел уточнить, мужчина это или женщина, но не решился, однако все очень быстро разъяснилось. По легенде Сева учил у нее испанский. Она, оказывается, какое-то время преподавала в Москве.

– Так они меня что-нибудь спросят по-испански…

– Не морочь мне мозги! Кто за месяц что-нибудь выучивает.

Всю ночь после разговора Сева не спал, мешали обида и перевозбуждение. Особенно не давала покоя фраза о том, как Сева себя там проявит. Кто сказал этому недоумку, что он хочет себя как-то проявлять? И вообще откуда такая уверенность, что все хотят куда-то ехать?

Мария Хосе оказалась женщиной, что не вызывало сомнений, однако ее возраст определялся с трудом. Говорила она на плохом русском и явно пыталась кокетничать, но Сева сделал вид, что плохо ее понимает. Потом было посольство, трехмесячная виза и неизбежный скандал с родителями. Сева зачем-то заявил, что едет работать, хотя вполне мог сказать, что его пригласили какие-нибудь школьные коллеги. Сам-то он понимал, что сделал это не только чтобы их позлить. Даже перед ними он не хотел выглядеть неудачником. В конце концов, он действительно ехал работать. В глубине души Сева не верил, что продержится там больше месяца, но не было сил об этом думать. Он решился, и теперь нельзя было останавливаться…

Одна из девушек пошла танцевать с другом геем. Они вскочили на круглую площадку вроде подиума, на которой извивалось еще человека три-четыре. Сева подумал, что девушка уже совсем не девушка и ей хорошо под сорок, а пляшет с семнадцатилетними и чувствует себя как дома, равно как и ее друг-гей. Вообще Сева их всех стеснялся. Ему казалось, что все это не совсем испанцы, а какие-то отбросы, с которыми, будь они русскими, да в родной среде, он никогда бы рядом не сел. Правда, он уже ни в чем не был уверен. Его не покидало подавленное настроение и ощущение нереальности происходящего.