Жизнь Бальзака

Несмотря на промахи, допущенные в личном общении, на письме Бальзак сохранял высоту стиля. Изнемогавшему от желания подростку, который вымаливал знаки внимания у мадам де Берни, пришлось препоясать чресла и приготовиться к более серьезной битве. В некоторых письмах к герцогине д’Абрантес он очень похож на своих героев – солдат наполеоновской армии. История показала, что герцогиню влекло к крепышам, которые хохотали перед лицом верной смерти. Поэтому Бальзак рассказывал ей о своей «энергии», об «ужасной способности ожесточаться перед бурей и хладнокровно, глазом не моргнув, смотреть в лицо бедствиям»: «Подчинение для меня невыносимо. Вот почему я отказывался от всех предложенных мне постов. Когда дело доходит до подчинения, я становлюсь настоящим дикарем». В конце концов герцогиня уступила – и не только благодаря тому, что Бальзак оказался ей полезен. Приятно было сознавать, что «цветочные цепи» любви влекли его к женщине на семь лет старше себя. Притворяясь больной, она ухитрилась вызвать его к себе из Турени. Через несколько месяцев надменный тон ее писем разоблачает растущую близость. Она не устает напоминать о разнице в их положении: «Но я должна вас видеть. Каким бы странным это ни казалось, это так». Лора де Берни переехала на улицу Денфер на левом берегу Сены, чтобы быть ближе к своему дорогому «Диди», и навещала его почти каждый день. Она пыталась доказать ему, что им вертит как хочет ловкая эгоистка, что он заблуждается, если думает, что две любовницы способны обитать в разных отделах его сердца. Возможно, она даже настояла на раздельном проживании до осени 1829 г. Но Бальзак решил (пользуясь языком его «Физиологии брака»), что ценность его вклада в жизнь герцогини повысится: «Чтобы завоевать для себя право выделиться из толпы, заполняющей салон, необходимо стать любовником одной из высокопоставленных женщин»³²¹.

Успех у герцогини на первый взгляд положительно отразился на печатном деле, но на самом деле наложил на него дополнительное бремя. Бальзак жил двумя разными жизнями, и обе подталкивали его к финансовому краху. Его типография стояла на «ужасной улочке» (теперь это участок улицы Висконти рядом с «Одеоном»). «Противящаяся всем новомодным украшениям», улица Маре-Сен-Жермен была холодной и сырой. В 1841 г., когда Бальзак описывал ее, там еще не было газового освещения³²². Дом под номером 17 сохранился; в нем до сих пор размещается издательство. В 1826 г. это было новенькое здание с невыразительным фасадом, четырехэтажное сзади, двухэтажное спереди, с большой мастерской в цокольном этаже, заставленной шумными печатными станками и заваленное кипами неразрезанных листов. Темный коридор вел в бессолнечный кабинет, где Бальзак, отгороженный решетчатым окошком, принимал посетителей. Он надеялся, что впоследствии будет принимать и многочисленные денежные поступления. Деревянная винтовая лестница с железными перилами вела в его маленькую квартирку с высокими потолками. Стены по моде того времени были обиты синим перкалином. Глядя на улицу, Бальзак придумывал для себя обнадеживающие исторические приметы. Расин несколько лет прожил в доме под номером 24. Бальзак решил, что этот «драгоценный памятник», который правительству следует сохранить и бесплатно сдать величайшему из живущих поэтов, на самом деле стоит по соседству и что Расин провел там всю свою жизнь. В те дни найти покровителей было легко. Как изменились времена! «Возможно, – пишет Бальзак в одном неоконченном рассказе, «Валентина и Валентин» (как обычно, не признаваясь ни в каком автобиографическом интересе), – и этому жилищу свойственна была природная красота. В самом деле, только в 1825 году в обширном парке, разделявшем дома, появились промышленные сооружения»³²³.