Жизнь Бальзака

В ту ночь или вскоре после нее в женевской полиции зафиксирован отъезд г-на де Бальзака «в Париж». Его последний штурм был встречен недоверчивым взглядом и, несомненно, едким напоминанием об их неравенстве. Для маркизы Бальзак был забавным другом, который скрашивал ей скуку на курорте. Хотя у нее действительно был злой язычок, похоже, ее в самом деле огорчила и потрясла полная неспособность Бальзака уяснить истинное положение вещей. Он обращался с ней, как будто человек, которого она любила и продолжала любить даже после его смерти – молодой Меттерних, – был одним из целой вереницы любовников.

Бальзак был в высшей степени унижен. По его мнению, маркиза мельком показала ему «райский сад», а затем захлопнула дверь перед самым его носом. Цепь событий, прообразом которых послужил его собственный роман, оказалась завершена – или почти завершена. В своем творчестве, пусть и бессознательно, он подробнейшим образом описал то, что неизбежно должно случиться с таким, как он. Его, как и Рафаэля, «погубила» бессердечная женщина, игравшая с его чувствами. Наконец-то персонаж романа воплотился в жизнь. «Я в самом деле встретил Феодору, – написал он в январе следующего года, – хотя никогда не буду описывать ее в моих романах; но, когда я познакомился с ней, “Шагреневая кожа” уже вышла в свет»⁵⁶⁹.

Бальзак все же описал маркизу де Кастри на страницах своих произведений. Он был так подавлен и взбешен, что фиаско послужило топливом для трех отдельных историй, написанных в следующие несколько месяцев, когда он практически скрывался в «Ла Булоньере» у Лоры де Берни. Он предпринял отчаянную попытку погасить «пожар, который распространяется и может поглотить меня целиком»: «Невероятная холодность постепенно заняла место того, что я считал страстью, в женщине, которая сама познакомилась со мной в порыве благородства. Я боюсь узнать причину и не хочу делать логические выводы, к которым побуждает меня моя наблюдательность. Я закрываю глаза, как маленький ребенок»⁵⁷⁰. В одном из «Озорных рассказов», «верном до мелочей⁵⁷¹, раздосадованный любовник кокетки отрезает ей левую щеку в виде наказания за жестокость, когда та наконец уступает. Жестокость любовника еще больше распаляет ее. В «Герцогине де Ланже» (вначале роман носил название Ne Touchez Pas la Hache – «Не хватайся за топор!»⁵⁷²), невинного героя, Монриво, соблазняет скучающая великосветская кокетка, которая использует религию «как холодный душ», когда пламя страсти становится слишком жарким, а затем бросает его, «как выжатый лимон». Потом она начинает бояться гнева «человека с бычьей шеей» – своего рода фирменный знак авторского присутствия: для Бальзака, Тельца по гороскопу, короткая и толстая шея служила признаком величия, «наверное, потому, что природа желает, чтобы сердце таких людей было ближе к мозгу»⁵⁷³. Кроме того, Бальзак мрачно пророчествовал, что короткая шея также служит признаком склонности к апоплексии. Верный своей шее, Монриво пленяет герцогиню с помощью тайного «Общества Тринадцати» и угрожает заклеймить ее железом. Он мстит ей тем, что герцогиня в конце концов влюбляется в него, но уже поздно. Затем она уходит в монастырь.

В третьем произведении рассказывается похожая история. Неопубликованное «Признание», позже ставшее «Сельским врачом», было написано почти по следам событий и ближе всего подходит к разоблачению того, что же случилось на самом деле. Однако даже здесь Бальзак остается в тени, прячась, возможно, даже от самого себя: «Как случилась эта ужасная катастрофа? Проще не бывает. Однажды я был для нее всем, на следующий день стал ничем!.. За одну ночь женщина ушла: была та женщина, которую я любил. Как это случилось? Не знаю… В соответствии с отвратительным обычаем женщин из общества, она предложила мне “дружбу”; но принять ее дружбу значило бы простить ее преступление. Я ничего подобного не хотел»⁵⁷⁴.

Рассказчика в этих произведениях, как самого Бальзака, больше интересует месть, чем любовь без взаимности. Теперь его гордость кажется всего лишь неудовлетворенным тщеславием.

Бальзака подвело чутье. Наблюдается значительное расхождение между версией событий в изложении Бальзака и его передвижениями: после отъезда из Женевы он не оставил мысли присоединиться к маркизе в Италии; можно подозревать, что окончательным ударом стало не столько само фиаско, сколько слухи, которые начали распространяться об унижении писателя. Его позднейшие отношения с мадам де Кастри, даже после того, как он прислал ей корректуру «Не трогай топор» и попросил внести исправления, были если и не совсем дружескими, то, по крайней мере, оживлялись слабым сексуальным антагонизмом.