Жизнь Бальзака

Разумеется, Лепуатвен преувеличивал, утверждая, будто «создал» Бальзака. И все же его слова напоминают о том, что Лепуатвен стал одной из самых выдающихся «повивальных бабок» во французской литературе XIX в. Кроме того, признания Лепуатвена лишний раз подтверждают, что «Человеческая комедия» – не безупречный замысел, но результат мучительного и монотонного труда. Прежде чем Бальзак сам начал эксплуатировать себя, его эксплуатировал другой. Вот что мог припомнить ему Лепуатвен. Тем не менее определенная доля неловкости в их отношениях все же прослеживается. Так называемые юношеские романы Бальзака (если растянуть пределы того периода, который можно назвать «юностью») не стали литературными шедеврами. Если бы Оноре умер в двадцать восемь лет, почти никто не оплакивал бы потерю гения; его незабвенное имя фигурировало бы лишь в списках из многих фамилий. В лучшем случае автор диссертации назвал бы его «незаслуженно обойденным» и указал на несколько выдающихся абзацев или ловких подражаний Вальтеру Скотту. Сам Бальзак считал свои юношеские романы отдельным видом творчества: они для него незаконные дети, не слишком удачный результат неловких опытов. Роман «Последний шуан» (Le Dernier Chouan), который сам Бальзак называет своим «первым творением», вышел в свет восемью годами позже, в 1829 г. Литературоведы, конечно, утверждают, что способны различить проблески гения в самых бесперспективных начинаниях; к сожалению, такие проблески иногда прослеживались в романах, которые, как теперь точно установлено, написаны одним Лепуатвеном. И совсем другой вопрос – заслуживает ли сожаления тот период в жизни Бальзака, когда он сочинял непритязательные романы на потребу широкой публике. В конце концов, нет никаких причин полагать, что коммерческие критерии не помогли Бальзаку стать одним из самых популярных прозаиков в мире. Есть даже некая ирония в том, что законы рынка вызвали рождение нескольких романов, которые Маркс и Энгельс, вслед за Виктором Гюго, называли блестящим, хотя и непреднамеренным, обличением капитализма.

Родители Бальзака сомневались в том, что сын идет верной дорогой. Бернар Франсуа считал, что потакание вкусам широкой публики позорно и неприлично. Как можно говорить читателям правду и одновременно то, что они хотят услышать? Мода изменчива; сын потратит жизнь, пытаясь подражать другим. Бальзак готов был на жертву. Он считал, что для романистов наступает хорошее время. Тогда как раз отменили закон о цензуре (хотя и ненадолго). Он считал, что скоро настанет время, когда миром будут управлять газеты: «Все, кто так или иначе связаны с прессой, станут важными персонами». «Отец, талант – вот все, что теперь требуется»²²⁴. Он пополнял арсенал средств, но его цели оставались прежними. Два года назад он написал «Кромвеля» как залог того, что когда-нибудь его будут упоминать в парламенте: «Писатели – те люди, которых чаще всего разыскивают во время политических кризисов, потому что… они знают человеческое сердце»²²⁵. Судя по переписке, Бальзак внимательно следил за ходом выборов и за всеми политическими событиями; он сам вскоре выставит себя кандидатом в депутаты. И все же, если не учитывать каких-нибудь событий, вызванных сверхъестественными силами, ничто не указывало на то, что правительство захочет попросить совета у популярного романиста. Родственники, чьи суждения еще имели значение для Бальзака, даже боялись публичного позора: вдруг жители Вильпаризи узнают, что они приютили у себя порнографа? В конце концов они согласились, но настояли на том, чтобы Оноре писал под псевдонимом. Бальзак охотно подчинился. Решение оказалось мудрым; впоследствии он не раз радовался, что приберег фамилию Бальзак для вещей получше.

Псевдоним, который он выбрал, свидетельствует о его вере в анаграммы, каким бы ни был результат: первые три романа Бальзака подписаны неким лордом Р’Ооне. Фамилии с апострофом выглядели «англичанистыми» и, следовательно, сулили нечто модное и новое. Кроме того, фамилия смутно ассоциировалась с очень популярной «ориентальной» романтической повестью Томаса Мура «Лалла-Рук», которую Бальзак читал и которой подражал во втором варианте «Фалтурны». Лепуатвен, выпускавший сочинения под фамилией Виллергле (анаграмма от л’Эгревиль), одобрил псевдоним Бальзака. Только невежда мог подумать, что человек по фамилии Р’Ооне существует на самом деле; читатели поумнее непременно догадаются, что у автора есть повод прятаться под маску, и купят книгу, чтобы выяснить, что это такое. Вдобавок неизвестный романист мог, если нужно, втянуть себя в собственное произведение в качестве персонажа. Именно так, собственно говоря, начинается «женский» роман лорда Р’Ооне. Бальзак даже собирался посвятить всю книгу «Семейству Р’Ооне». Возможно, именно тогда у него родился замысел изобразить родных в романе «Ванн-Клор». Наконец, откровенно нелепая фамилия будто случайно намекала на нечто таинственное: оккультный знак, руна, какая-нибудь по стыдная тайна…