Жизнь Бенвенуто Челлини

Герцогиня оказывала мне милости неописуемые и хотела бы, чтобы я был занят работой на нее и не помышлял ни о Персее и ни о чем. Я же, видя себя в этих суетных милостях, знал наверное, что моя превратная и кусачая судьба не замедлит учинить мне какое-нибудь новое смертоубийство, потому что всякий час передо мною представало то великое зло, какое я учинил, стараясь учинить столь великое добро: говорю касательно французских дел. Король не мог проглотить то великое неудовольствие, какое он имел от моего отъезда, и все ж таки хотел бы, чтобы я вернулся, но с особливой для него честью; мне казалось, что я превесьма прав, и я не хотел унижаться, потому что думал, что если я унижусь написать смиренно, то эти люди, по французскому обычаю, скажут, что я грешен и что, стало быть, правда кое-какие проступки, которые несправедливо мне приписывались. Поэтому я важничал и, как человек, который прав, писал надменно; что было наибольшим удовольствием, какое могли получить эти два предателя, мои воспитанники. Потому что я хвастал, пишучи им, великими ласками, какие мне учиняют на моей родине государь и государыня, неограниченные властители города Флоренции, моей родины; как только они получали одно из этих самых писем, они шли к королю и понуждали его величество отдать им мой замок таким же образом, как он отдал его мне. Король, который был личность добрая и удивительная, ни за что не хотел согласиться на дерзкие просьбы этих великих мошенников, потому что он начал догадываться о том, чего они злокозненно домогались; и чтобы подать им немного надежды, а мне случай сразу вернуться, он велел написать мне несколько сердито через одного своего казначея, которого звали мессер Джулиано Буонаккорси, флорентийского гражданина. Письмо содержало следующее[449]: что если я хочу сохранить то имя честного человека, которое я там носил, то раз я оттуда уехал безо всякой причины, то я поистине обязан дать отчет во всем том, что я исполнил и сделал для его величества. Когда я получил это письмо, оно мне доставило такое удовольствие, что, проси я собственным языком, я бы не спросил ни больше, ни меньше. Я сел писать, заполнил девять листов обыкновенной бумаги, и в них я рассказал подробно все те работы, какие я сделал, и все те приключения, какие у меня с ними были, и все то количество денег, какие на сказанные работы были истрачены, каковые все были выданы руками двух нотариусов и одного его казначея и подписаны всеми теми людьми, которые их получили, каковые одни давали свой товар, а другие свои труды; и что из этих денег я не положил себе в кошелек ни одного кватрино, а за оконченные мои работы я не получил как есть ничего; я только увез с собой в Италию некоторые милости и царственнейшие обещания, поистине достойные его величества. И хоть я не могу похвастать, что извлек что-либо иное из моих работ, кроме некоего жалованья, положенного мне его величеством на мое содержание, да из него еще мне причитается получить семьсот с лишним золотых скудо, каковые я нарочно оставил, чтобы они мне были высланы на обратный мой путь; однако же, зная, что некоторые лукавцы из собственной зависти сослужили некую злую службу, истина всегда одержит верх; я восхваляю его христианнейшее величество, и мною не движет алчность. Хоть я и знаю, что исполнил гораздо больше его величеству, нежели то, что я брался сделать; и хоть мне не воспоследовала обещанная отплата, я ни о чем другом на свете не помышляю, как только чтобы остаться, во мнении его величества, честным и порядочным человеком, таким, каким я был всегда. И если бы хоть какое-нибудь сомнение в этом было у вашего величества, по малейшему знаку я прилечу дать отчет, о себе вместе с собственной жизнью; но видя, что со мною так мало считаются, я не пожелал вернуться, чтобы предложить себя, зная, что мне всегда хватит хлеба, куда бы я ни пошел; а когда меня позовут, я всегда откликнусь. Были в сказанном письме многие другие частности, достойные этого удивительного короля и спасения моей чести. Это письмо, раньше чем послать, я его снес к моему герцогу, каковому было весьма приятно его увидеть; затем я тотчас же отослал его во Францию, направив к кардиналу феррарскому.

LX