Жизнь Бенвенуто Челлини

Сказав эти слова, этим невидимым, словно как бы ветром, я был подхвачен и унесен прочь и был приведен в палату, где этот мой невидимый теперь уже видимо мне явился в человеческом образе, в виде юноши с первым пушком; с лицом изумительнейшим, прекрасным, но строгим, не веселым; и показал мне на эту палату, говоря мне: «Все эти люди, которых ты видишь, это все те, которые доселе родились и затем умерли». Поэтому я его спросил, по какой причине он привел меня сюда; каковой мне сказал: «Иди со мной, и ты скоро узнаешь». В руке у меня оказался кинжальчик, а на теле кольчуга; и вот он повел меня по этой великой палате, показывая мне всех этих, которые бесконечными тысячами, то в одну сторону, то в другую, проходили. Проведя меня дальше, он вышел передо мной через маленькую дверцу в какое-то место, вроде как бы в узкую улицу; и когда он повлек меня за собой в сказанную улицу, то при выходе из этой палаты я оказался безоружен и был в белой рубашке, а на голове у меня ничего не было, и я был по правую руку от сказанного моего спутника. Увидев себя таким образом, я удивился, потому что не узнавал этой улицы; и, подняв глаза, увидел, что солнечный свет ударяет в стену, как бы в фасад дома, у меня над головой. Тогда я сказал: «О друг мой, как мне сделать, чтобы я мог подняться настолько, чтобы мне увидеть самый солнечный шар?» Он указал мне на несколько ступеней, которые были тут же, по правую от меня руку, и сказал мне: «Ступай туда сам». Я, отойдя от него немного, стал подниматься, задом наперед, вверх по этим нескольким ступеням, и начинал мало-помалу открывать близость солнца. Я торопился подняться; и настолько взошел кверху этим сказанным образом, что открыл весь солнечный шар. И так как сила его лучей, по их обыкновению, заставила меня закрыть глаза, то, заметив свою ошибку, я открыл глаза и, глядя в упор на солнце, сказал: «О мое солнце, которого я так желал, я больше не хочу видеть ничего другого, хотя бы твои лучи меня ослепили». Так я стоял, вперив в него глаза; и когда я постоял немножко таким образом, я вдруг увидел, как вся эта сила этих великих лучей кинулась в левую сторону сказанного солнца; и так как солнце осталось чистым, без своих лучей, я с превеликим наслаждением на него смотрел; и мне казалось удивительным, что эти лучи исчезли таким образом. Я размышлял, что это за божественная милость, которая мне была в это утро от Бога, и говорил громко: «О дивное твое могущество, о славная твоя сила! Сколь большую милость ты мне творишь, чем то, чего я ожидал!» Мне казалось это солнце без своих лучей ни более ни менее как сосудом с чистейшим расплавленным золотом. Пока я созерцал это великое дело, я увидел, как посередине сказанного солнца что-то начало вздуваться и как росли эти очертания этого самого вздутия, и вдруг получился Христос на кресте из того же вещества, что и солнце; и он был такой красоты в своем всеблагостном виде, какой разум человеческий не мог бы вообразить и тысячной доли; и пока я это созерцал, я говорил громко: «Чудеса, чудеса! О боже, о милосердие твое, о могущество твое бесконечное, чего ты меня удостаиваешь в это утро!» И пока я созерцал и пока говорил эти слова, этот Христос подвигался в ту сторону, куда ушли его лучи, и посередине солнца снова что-то начало вздуваться, как уже было раньше; и когда вздутие выросло, оно вдруг превратилось в образ прекраснейшей Мадонны, которая как бы восседала очень высоко со сказанным Сыном на руках, с прелестнейшим видом, словно смеясь; с той и с другой стороны она была помещена посреди двух ангелов, прекрасных настолько, насколько воображение не досягает. И еще я видел на этом солнце, по правую руку, фигуру, одетую подобно священнослужителю; она стояла ко мне спиной, а лицо имела обращенным к этой Мадонне и к этому Христу. Все это я видел подлинным, ясным и живым, и беспрестанно благодарил славу божию превеликим голосом. Когда это удивительное дело пробыло у меня перед глазами немногим более восьмой часа, оно от меня ушло; и я был перенесен на этот мой одр. Тотчас же я начал сильно кричать, громким голосом говоря: «Могущество божие удостоило меня показать мне всю славу свою, каковой, быть может, никогда еще не видело ничье смертное око; так что поэтому я знаю, что буду свободен, и счастлив, и в милости у Бога; а вы, злодеи, злодеями останетесь, несчастными, и в немилости божьей. Знайте, что я совершенно уверен, что в День Всех Святых, каковой был тот, когда я явился на свет ровно в тысяча пятисотом году, в первый день ноября, в следующую ночь в четыре часа, в этот день, который настанет, вы будете принуждены вывести меня из этой мрачной темницы; и не сможете поступить иначе, потому что я это видел своими глазами и на этом престоле божьем. Этот священнослужитель, который был обращен к Богу и который стоял ко мне спиной, это был святой Петр, каковой предстательствовал за меня, стыдясь, что в его доме чинятся христианам такие тяжкие неправды. Так что скажите это кому хотите, что никто не имеет власти делать мне отныне зло; и скажите этому господину, который держит меня здесь, что если он даст мне или воску, или бумаги, и способ, чтобы я мог ему выразить эту славу божию, которая была мне явлена, я ему, наверное, сделаю ясным то, в чем, быть может, он сомневается».