Жизнь без спроса

Удивляюсь сама себе: я выслушала странную историю про школьную любовь-морковь моей мамы, и мне даже в голову не пришло усомниться в истинности услышанного, так сильно мне хотелось поверить в то, что моя мама – женщина из плоти и крови, а не бесполое существо, созданное лишь для обеспечения «достойного выживания», собственного и ближайших членов семьи.

Оказывается, моя мама в десятом классе школы умудрилась влюбиться, что называется, по уши. И не в какого-нибудь одноклассника, а в учителя химии. Впрочем, в своей страсти к школьному «химику» она не была одинока.

Кирилл Иванович в молодости был ничуть не хуже, чем в сегодняшние сорок лет, – высокий, веселый, прекрасно играл на гитаре и пел песни известных бардов. За два года до того, как моя мама впервые увидела его, он закончил пединститут. Родом Точилин был из маленького районного центра в Волгоградской области. На геологический факультет МГУ он сразу не поступил – недобрал балл. Возвращаться домой с позором очень не хотелось. Но в МГУ дежурили «покупатели», члены приемных комиссий из тех московских вузов, где ожидался недобор. Гонцам из приемной комиссии педагогического института не пришлось долго уговаривать Кирилла Точилина – и по результатам университетских экзаменов он был зачислен в пединститут по специальности «химия», так как учителей геологии для школы не готовят – нет там такого предмета. Многие курсы у «химиков» и «геологов» совпадают. Многие, но не все, поэтому уже по окончании института молодой учитель поступил все-таки на геофак МГУ на специальное отделение, где учатся те, у кого уже есть высшее образование. Точилин мечтал быть геологом, и он стал им. Так что ничего удивительного в его теперешней работе не было.

В школу, где учились мама и тетя Ира, он попал по распределению вместе со своим другом Шурой Тополевым. Шура (для всех, разумеется, Александр Захарович) впоследствии стал завучем, а теперь и директором знаменитой школы. Именно он превратил захудалое учебное заведение в место, куда стремилась отдать своих детей и внуков вся интеллектуальная элита Москвы. Александр Захарович даже ухитрился временно прописать друга в своей коммуналке, чтобы тот мог жить, работать и учиться в Москве.

Как Лене поведала ее мать, за сердце Кирилла Ивановича в школе шла самая настоящая война. Война всех со всеми. Причем девчонок в девятом и десятом классах почему-то мало волновало, что Кирилл Иванович уже совсем не молод. Ему тогда уже исполнилось двадцать четыре года. В семнадцать лет этот возраст кажется почти что старостью: я лично в свои тринадцать считала семнадцатилетних девиц важными взрослыми женщинами. Закончилась эта война самым неординарным образом: сердце Кирилла Ивановича досталось той единственной, которая в сражении не участвовала. Несмотря на всю свою красоту, которую признавали все, кроме нее самой, мама была очень застенчивой, стеснялась толстенных, уже в те годы, очков. Она действительно придерживалась очень строгих принципов и все время убеждала себя и окружающих в том, что Кирилл Иванович Точилин не мужчина, а учитель. Но сердцу не прикажешь. Разумеется, подробностей Ленка не знала, но главное – у моей мамы целый год продолжался роман, скандальный и… абсолютно неправильный. Он закончился сразу после выпускного. Закончился странно и неожиданно: Кирилл Иванович с мамой внезапно прекратили всякие отношения.

Расставшись, мама и Кирилл Иванович переженились с другими людьми. Мамин «другой» стал моим отцом, а Тамара Ильинична родила Олега. Кирилл Иванович после маминого выпуска в школе уже не работал и перешел наконец на геологическую работу.

Услышанное меня по-настоящему потрясло. Многие вещи предстали передо мной теперь совсем в другом свете. Даже отсутствие у нас дома маминых школьных фотографий стало более или менее объяснимым.

Перед моим уходом Ленка пообещала меня познакомить со своим молодым человеком, сыном директора школы, а заодно и узнать, когда и куда я должна пойти собеседоваться, чтобы к началу следующего учебного года даже духа моего в моей старой школе не было.

Я уже стояла в дверях, когда подруга еще раз меня остановила. Придирчиво рассмотрев меня с ног до головы, Ленка вернулась к себе в комнату и принесла оттуда самые настоящие джинсы, джинсовую рубаху с простроченными нагрудными карманами и лишь немного поношенные импортные кроссовки.

– Все это в прошлом году мне папа из командировки из ГДР привез. Но я из этого выросла, а тебе как раз будет. Примерь, пожалуйста. Я тебя в том, что на тебе сейчас надето, видеть не могу.

– Одежда должна быть удобной, – заученно пробормотала я, глядя на предлагаемые мне сокровища. – Ведь для культурного человека неважно, во что он одет.

– В человеке все должно быть прекрасно – и душа, и одежда, и так далее, и так далее! – процитировала Ленка. – Чехов сказал. Вряд ли ты будешь утверждать, что Чехов – некультурный человек.

– Да, но с какой стати ты мне все это даришь? Это же очень дорого!

В это время я уже нацепила на себя рубашку и джинсы и села на табуретку, чтобы обуть кроссовки. Все подходило идеально.