Читаем Жизнь без спроса полностью

Олег уже с девятого класса подрабатывал. У него были прекрасные преподавательские способности, и он давал частные уроки математики и английского. Английским после Египта Олег владел очень хорошо. За уроки с младшими школьниками платили мало, к тому же желающих заниматься было весьма ограниченное количество, но Олегу хватало, чтобы сводить меня в кино, в театр и даже посидеть в кафе-мороженом «Космос» на Тверской, тогда еще улице Горького. Мои родители, разумеется, не знали о том, что Точилин подрабатывает частным образом, иначе серьезного и неприятного разговора было бы не избежать. К тому времени я уже научилась не рассказывать маме всего, но спорить была не готова – в первую очередь потому, что в глубине души знала, что мама всегда права. Родители, конечно, тоже давали мне немного денег на «разгул», но это было несравнимо меньше, чем требовалось для того, чтобы два раза в неделю сходить в театр и ни в чем себе не отказывать в театральном буфете.

«Братья Карамазовы» закончились не поздно, была предвыходная пятница, и я пригласила Олега зайти к нам домой попить чаю. До этого я всю дорогу восторгалась тем, как потрясающе прочел Великий «Великого Инквизитора». Свет погасили не только в зале, но и на сцене. Лишь одинокая свеча освещала прекрасное, одухотворенное лицо благородного гения, и в кромешной черной пустоте звучал его глубокий прекрасный голос.

Меня раздражало, что Олег не спешил разделять мои восторги, равнодушно отнесся к моим речам и, казалось, думал о чем-то своем. Причем он пребывал в некоторой прострации с самого начала вечера. Он нежно сжимал мою ладонь в своей руке, улыбался, глядя на меня, но никакого отношения к моим переживаниям это не имело. Несколько раз он даже попытался крайне неуклюже сменить тему и напомнить о том, как ему понравилось погружаться с аквалангом на Красном море. Перебивая мои славословия в адрес Великого, Олег упирал на то, что не видел ничего красивее, чем подводный коралловый мир, и мечтает когда-нибудь побывать там еще раз и снова погрузиться, и непременно сделать это вместе со мной. Я же была просто раздосадована, что меня перебивают, тем более что в те времена мысль о погружении с аквалангом к кораллам Красного моря казалась мне не более реалистичной, чем идея о прогулке в скафандре по поверхности Марса.

Пожимая плечами, я продолжала говорить о своем.

Наконец мы добрались до дома. На кухне к нам просоединилась только мама. Бабушка неважно себя чувствовала и уже легла спать, а папа работал с замечаниями каких-то очередных оппонентов по поводу его диссертации. Пока закипал чайник, я повторила маме рассказ о замечательном спектакле и в подробностях описала полюбившийся мне эпизод, в котором участвовал обожаемый мною актер.

– Ну а тебе, Олег, что больше всего понравилось? – обратилась мама к моему молодому человеку.

– Бутерброды с салями, – улыбнулся он. – И пиво «Золотое кольцо».

– Неужели Достоевский не тронул? – покачала головой мама.

– Ну, во-первых, это был не сам Достоевский, а лишь спектакль по мотивам «Братьев Карамазовых», а во-вторых… во-вторых, я терпеть не могу Достоевского, – признался Олег.

– Как же это можно не любить Достоевского? – развела руками мама. – Ведь он же гений!

Олег не был заядлым спорщиком. Даже в разговоре со мной он всегда старался избегать таких тем, где имелся хотя бы малейший шанс на расхождение во мнениях. Отметив, в чем мы не совпадаем, он потом осторожно, деликатно и исподволь старался переубедить меня. Часто я сама не замечала, как принимала его сторону. Но в этот раз он оказался на удивление резок:

– Инна Дмитриевна! Вот вы сейчас сказали сразу две странные вещи: вы сказали, что не любить Достоевского нельзя, и сказали, что он гений. Но, простите, не любить можно что угодно и кого угодно. Это, несомненно, дело вкуса. И второе: кто сказал, что Достоевский – гений?

– Это сказали многие по-настоящему понимающие люди. То, что Достоевский – гений, знают все!

– А я, простите, не знаю. И берусь доказать, что написанное Федором Михайловичем подчас не только безнравственно, но, плюс к тому, еще и нелогично, неграмотно и беспомощно в художественном смысле. Хотите, возьмем книжку «Карамазовых» или «Преступление и наказание» – и я покажу вам, Инна Дмитриевна…

– Не хочу, Олег! Советую тебе почитать серьезных критиков и не считать, что ты умнее всех!

Подозреваю теперь, что мама давно ждала, когда сможет достойно поставить Олега в неудобное положение. Ей очень хотелось, чтобы я увидела как можно больше его недостатков.

Олег позеленел от раздражения и отодвинул от себя только что наполненную чашку чая. Желая как-то ослабить возникшее напряжение, я произнесла:

– Но ведь совершенно несомненно, что «Великий Инквизитор» написан действительно гениально, и сегодня он был гениально исполнен гениальным актером!..

– Просто ты гениальный зритель, Анюта! Запасшись заранее тезисом о «гениальности», ты готова прочитать то, что не написано, и услышать то, что не сказано.

– Но ведь не я же одна! – воскликнула я и обрадовалась, заметив, что мама одобрительно кивнула мне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза