Жизнь без войны (СИ)

Это была лирика оптимистов, которую вскоре сменила энергетика полузапретных звуков Запада, под которую возникло невиданное для системы явление - рождение молодежной субкультуры. Случилось невероятное: юность позиционировала себя как особую социальную страту. Со своей модой - от одежды до литературных авторитетов, , жаргоном, стандартами поведения. "Зараза" в виде рока и буги-вуги, узких брюк и рубах с попугаями, импортированная на волне грандиозного зрелища -фестиваля молодежы и студентов 1957-го, накрыла и смела ублюдочные нравы, в которых молодые люди были закованы в послевоенные годы. Раздельное обучение для девочек и мальчиков с падеграсами, падесоблями и польками на случай их случки. Школьные формы, напоминающие армейские мундиры. Ну, и конечно, тотальная муштра через пионерию и комсомол.

Свой вызов молодежь выразила в жанре стиляжничанья, в кумирах на "ребрах" вроде Фэтса Домино, Литла Ричардса и Элвиса Пресли, в литературных пристрастиях ( Ремарк, Сэлинджер...), в звучном словесоне типа: "Эй чувак, снимай пиджак, выходи на центр круга!...".

Конец пятидесятых - шестидесятые -это было время редкой, до сих пор беспрецедентной динамики смены увлечений. Возмем только танцевыальный ряд: буги-вуги, ренессанс чарльстона, халли-галли, твист, шейк , медисон, джайф... При этом каждому из них соответствовал свой зигзаг в моде и даже жаргоне. Чарльстон - это брючки-дудочки у "чуваков" и юбки-куполы у "чувих". С приходом твиста брюки выпрямились, а девочки "купола" сменили на мини. Шейк переоделся в клеши и пиджаки в обтяжку с квадратными плечами, в лихо заломленные меховые женские береты. И чуваки теперь величали друг друга "кадр/кадра".

С брежневщиной застой пришел и в молодежную культуру. В 70-е, да в общем-то и до сих пор танцуют, комбинируя элементы из обильных запасов, созданных "шестидесятниками". Из оригинального исключение - разве, что брейк. Но это скорей цирковое соло, чем массовый танец. А в одежде утвердился унылый, мешковатый стиль, скомбинированный под полную или частичную бритоголовость, с вызовами в виде крашеных хохолков.

Впрочем, свести это только к внешнему бравированию в роли стиляг - упрощение. От опеки родительских и партийных стандартов молодые уходила по-разному. Уже тогда зародился некий мир причудливых эстетических и этических ценностей, знаковым словом которого стала "романтика". Оказалось, что от Молоха государства можно сбежать "за туманом и за запахом тайги". А миру казеных слов и опостылевших звуков противопоставить "бригантину", "солнышко лесное" и "костер на снегу".

Впрочем, к этому уникальному культурному феномену вернусь позже специально.

Период коммунистических грез возбудил невиданную тягу к культуре и творчеству. Один из ее феноменов - лютый интерес к чтению. Особенно примечателен был голод на научную фантастику. Помню, в моем городке-окурове пацаны были поголовно увлечены коллекционированием такой литературы. Даже приблатненные. Правда, тут присутствовал и кураж по части чистки библиотек. Но сам факт, что фишкой состязательности были не марки, не порно или заточки - свидетельство тренда. И такие названия, как "Человек-амфибия", "Голова профессора Доуэля" или "Туманность Андромеды" был на слуху у всех даже на уровне школы-восьмилетки.

Другой феномен - мода на стихи и кумиров-поэтов, обретшая формы массовых шоу! Конечно, тусовки такого размаха, какие собирались у памятника Маяковского в столице, в провинции были редкостью. Но сборища в залах или под открытым небом практиковались повсеместно. В шестидесятые стих пошел под гитарную струну бардов и обрел, напротив, ауру интима. Но все-равно это была актерская игра, священнодействие, предполагающее круг почитателей, спевшихся на общей гамме.

Вторая половина 50-х, начало 60-х - время высокой позитивной энергетики. Органично сочетаясь с возрастом, она заполнила эти страницы жизни в основном приятными воспоминаниями. Спутник. Гагарин. Ледокол "Ленин". Отдельное жилье -"хрущевки", Вознесенский, Рождественский , Евтушенко и Солженицын. Журнал "Юность" в ожидании очередного Аксенова. Походная романтика первых бардов. Культы то физиков, то лириков. Даже Программа строительства коммунизма и "бригады коммунистического труда", бравшие на воспитание лентяев и хулиганов, были скорей комичными забавами, чем признаками мракобесия. Все это питало ткань жизни обилием эмоций и активности, замешанных на вере в иной климат, в "истинный социализм" - вплоть до трагедии Пражской весны.

Вот почему у тех, кому сегодня за шестьдесят, остались в душах следы сладостных ощущений надежд и иллюзий, который мелькнул подобно светлой полоске в окне электрички, на миг выскочившей из мрачного тоннеля. Последовавшая потом фаза крепчающего маразма системы быстро выкурила всю эту лирику. Остались лишь привычки и унылая безнадега на перемены.