Жизнь Будды

— Мой сын, мое единственное дитя! — сквозь рыдания вымолвил он и потерял сознание. Когда он пришел в себя, то отдал приказ послать всадников по всем направлениям.

— Они вернут моего сына, — подумал царь.

В это время Чандака, ведя под уздцы Кантхаку, медленно, с опущенной головой приближался к городу. Всадники заметили их.

— Это Чандака вместе с царским скакуном! — кричали они, пуская коней в галоп. Они увидели у Чандаки украшения царевича и спросили с тревогой:

— Разве царевич убит?

— Нет, нет, — отвечал конюший. — Он доверил мне эти украшения, чтобы вернуть их семье. Он надел рясу отшельника и вошел в лес, где живут святые люди.

— Как ты думаешь, — спросили тогда всадники, — если мы отправимся к нему, то удастся ли нам уговорить его вернуться?

— Напрасны будут ваши уговоры. Он непреклонен. Он сказал мне, что не вернется в Капилавасту иначе, как победителем старости и смерти. И он поступит так, как сказал.

Чандака последовал за всадниками во дворец. Царь, сразу принял его.

— Мой сын! Мой сын! — воскликнул Суддходана. — Куда он ушел, о Чандака?

Конюший поведал ему о всех поступках и словах царевича. Царь впал в тоску, которую не смогло развеять даже восхищение величием сына.

Вошли Гопа и Махапраджапати, прослышавшие о возвращении Чандаки. Они засыпали его вопросами и узнали о высоком решении Сиддхартхи.

— Ты, кто был моей радостью, — начала говорить Гопа сквозь слезы, — обладающий сладчайшим голосом, такой мощью и таким изяществом, такими знаниями и такой добродетелью! Когда ты обращался ко мне, казалось, что я слышу прекрасную песню; когда я припадала к тебе, то, казалось, вдыхала запахи всех цветов. Ныне я так далеко от тебя, и я плачу. Что станет теперь со мной, когда ты ушел, — ведь ты всегда направлял меня в жизни? Я узнаю бедность, я растеряю мои сокровища. Ты был моими глазами — я больше не вижу света, я ослепла. О, когда же вернешься ты, даривший мне радость?

Махапраджапати увидела украшения, которые принес Чандака. Долго она смотрела на них и плакала, а затем забрала их с собой и покинула дворец. Не переставая плакать, она прошла через сад к пруду, и взглянув на украшения в последний раз, бросила их в воду.

Кантхака вернулся на конюшню. Другие лошади были рады возвращению и дружески приветствовали его ржанием. Но тот, казалось, ничего не слышал и не видел, догруженный в печаль. Внезапно он жалобно всхрапнул раз-другой — и упал замертво.

15. Доктрина Араты Каламы

Сиддхартха вступил в приют отшельников, где святой Арата Калама преподавал свою доктрину самоотречения множеству учеников. Его появление вызвало всеобщее восхищение. Куда бы он ни пришел, там сразу разливался волшебный свет. Монахи с радостью слушали его сильный и нежный голос исключительной убедительности. Однажды Арата Калама сказал ему:

— Ты понимаешь Закон не хуже моего, ты знаешь все, что знаю я. С этого дня, если захочешь, мы разделим труды и вместе станем проповедовать ученикам.

Герой спросил у себя:

— Учит ли Арата Истинному Закону? Ведет ли его учение к освобождению?

Он думал:

— Арата и его ученики живут в величайшей строгости. Они отвергают пищу, приготовленную человеком, едят только плоды, листья и корни, а пьют лишь воду. Они умеренны больше, чем птицы, клюющие крошечные семена, больше, чем олени, щиплющие траву, больше чем змеи, вдыхающие легкий ветерок. Они спят под защитой одних лишь ветвей, их тела обжигает жар солнца, пронизывает резкий ветер, стопы и колени их сбиты о камни да дорогах. Добродетель приходит к ним через страдание! А они еще считают себя счастливыми, думая, что такое подвижничество позволит им вознестись на небо. Да, они вознесутся на небо. Однако человечество и дальше будет страдать от старости и смерти. Быть подвижником, не обращая внимания на неизбежный порок рождения и смерти, означает лишь добавлять страдание к страданию. Люди дрожат от присутствия смерти, но при этом делают все, чтобы возродиться снова, и все глубже и глубже погружаются в яму, которой так боятся. Умерщвление плоти считается благом, а поощрение чувственности — нечестивым делом. Однако за умерщвлением плоти в этом мире последует ее ублажение в последующем рождении, и таким образом наградой за благочестие станет нечестивое деяние. Если простого воздержания достаточно, чтобы достичь святости, то и олень может стать святым. Святыми могут стать и те люди, которые утратили свою касту, поскольку злая судьба сделала для них недостижимыми радости жизни. Но говорят также, что именно стремление к страданию развивает религиозное рвение. Стремление!.. Мы можем стремиться к ублажению наших чувств с тем же успехом, с каким стремимся к страданию. Но если первое из стремлений не является достойным, то почему второе должно цениться иначе?

Так рассуждал он об отшельничестве Араты Каламы. Он увидел суетность доктрины, которой учил мастер, и сказал ему прямо: