Жизнь дается лишь дважды

Бонд был опять у озера, на этот раз со стороны замка. Послышался шум и он спрятался за дерево. Издали казалось, что в кустах воет раненое животное, но тут на дорожке появился человек, вернее то, что им недавно было. В сияющем лунном свете отчетливо была видна распухшая, как футбольный мяч, голова; на месте глаз и рта оставались узенькие щелочки. Спотыкаясь, человек тихо стонал, прижимая руки к лицу. Бонд видел, что он пытается раздвинуть веки. То и дело человек останавливался и, подняв голову, жутким голосом выкрикивал какое-то слово. Это не был крик страха или боли, слышалась лишь отчаянная мольба. Внезапно он остановился. Кажется, ему удалось разглядеть озеро. Со страшным воем, протягивая вперед руки, словно встречая любимую, он сбежал к берегу и бросился в воду. Мгновенно зарябила вода, на этот раз во многих местах, а вокруг беспорядочно машущего руками тела поверхность пруда буквально закипела. Масса маленьких рыбок набросилась на человека, особенно на лицо и руки, их шестидюймовые тела блестели и вспыхивали под луной. Подняв голову, человек пронзительно закричал, и Бонд увидел, что лицо его было буквально утыкано свисающими рыбами, похожими на серебристые пряди волос. Потом голова упала в озеро, а тело заметалось, словно пытаясь избавиться от убийц. Но все шире и шире расплывалось вокруг него черное пятно, наверное, прокусили вену, и он замер, лицом в воду, лишь голова подтягивалась от бесконечных атак.

Бонд вытер с лица холодный пот. Пираньи! Южно-американская пресноводная рыба-убийца, массивные челюсти и плоские, острые, как бритва, зубы которой могут меньше чем за час превратить лошадь в скелет! И этот самоубийца выбрал себе такую страшную смерть! Он искал озеро и наткнулся на какое-то ядовитое растение. Герр доктор устраивал для своих жертв великолепный праздник. Любое блюдо по вашему вкусу! Настоящее пиршество смерти!

Бонд поежился и отправился дальше. Ладно, Блофелд, это еще одна зарубка на мече, который уже опускается на твою шею. Слова, слова! Бонд шел не останавливаясь, на востоке уже светлело.

Но Сад Смерти еще хранил сюрпризы. Надо всем парком в воздухе висел легкий запах серы, и Бонду часто приходилось обходить дымящиеся трещины и булькающую грязь фумаролов, огражденных камнями, выкрашенными белой краской. Доктору вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь свалился в преисподнюю по ошибке!

Но вот Бонд подошел к фумаролу размером с теннисный корт, в гроте за которым был устроен грубый алтарь и, изящная деталь, стояла ваза с цветами — хризантемами, подошло уже их время. Хризантемы были причудливо аранжированы несколькими веточками карликового клена, в порядке, имевшем, несомненно, какое-то значение на языке икебаны. А прямо напротив грота, за которым притаился в своем черном маскировочном костюме Бонд, стоял японский джентльмен, углубленно созерцая элегантно лопающиеся в кипящем бассейне пузыри грязи. Бонд назвал его «джентльменом», потому что на человеке был цилиндр, фрак, брюки в полоску, крахмальный воротничок и выражение лица высокопоставленного государственного чиновника, или отца невесты. В руках у джентльмена был тщательно сложенный зонтик, на рукоятку которого он склонил голову, словно моля о прощении. Он что-то вымученно бормотал, как в церкви, не делая жестов, покорно и тихо, то ли исповедуясь, то ли каясь перед своими богами.

Бонд стоял у дерева, черный на черном фоне. Его подмывало вмешаться, он понимал, что собирается сделать этот человек. Но как, не зная ни слова по-японски, со справкой «глухонемого» в кармане? Да и нельзя ему себя раскрывать, связываться с незнакомцем, о грехах которого он и не подозревает. Так Бонд стоял с холодным, замкнутым, окаменевшим лицом и ждал, когда на сцене появится смерть, а деревья отбрасывали вокруг длинные черные тени.

Человек замолчал, поднял голову и посмотрел на луну. Вежливо приподнял блестящий цилиндр. Водрузил его на голову, сунул зонтик под мышку и резко хлопнул в ладони. Спокойно и целеустремленно, как на деловом свидании, повернулся к булькающему фумаролу, перешагнул через каменную оградку и пошел дальше. Он медленно утопал в липкой серой грязи; ни звука не сорвалось с губ, и лишь когда страшный жар достиг гениталий, он глухо ахнул, и сверкнули золотом зубы, когда голова исчезла в пасти смерти. И вот лишь цилиндр подпрыгивает на маленьком фонтанчике грязи. Потом и он медленно развалился от жара, а из глубины фумарола поднялся огромный пузырь, и жуткий запах вареного мяса заглушил серную вонь.

Надо держать себя в руках! Уважаемый господин отправился к многоуважаемым предкам — и безвестный грех его искупится, пока его кальцинированные кости медленно опускаются в брюхо мира. А в амбарной книге Блофелда появится еще одна смертная запись.