Жизнь длиною в сон (СИ)

Голос прозвучал наяву – и Леон вскинул голову. Весь мир сузился до ярко-синего пятна на противоположной стороне улицы. Ничего, сейчас он схватит эту дрянь, хорошенько набьёт ей морду – бить женщин, конечно, последнее дело, но ведь это всё равно сон!

Пронзительный гудок, удар – и небо с землёй поменялись местами. Леон не сразу сообразил, что произошло – в считанных сантиметрах от лица просвистели колёса, вывернутую руку и затылок обожгло болью. Девушка в синем платье, которую он принял за ту самую азиатку, завизжала – тонко, на одной ноте.

Кардиохирург Леон Оркотт скончался в возрасте тридцати лет, на следующий день после своего юбилея. Какая незадача. Почему не на день раньше? Умереть в собственный День Рождения так драматично, не правда ли?

- Я… жив… тварь… - Леон попытался подняться, опираясь на здоровую руку, но на сей раз неловко подвернулась нога, и он снова рухнул на асфальт. Навстречу на бешеной скорости мчался ещё один автомобиль, и что-то подсказывало – этот не успеет затормозить. Мелькнуло лицо водителя – девушки с широко распахнутыми глазами, вцепившейся побелевшими пальцами в руль…

А затем колёса достигли цели под тихий смех азиатки.

Вы хотели никогда его не знать? Вы и не узнаете. Я могу дать вам новую жизнь, о которой вы просите…

Не осталось ничего, кроме боли и приглушённых, будто доносящихся издалека криков.

… Смерть несправедлива, и порой обрывает жизни молодых и талантливых людей слишком рано. Неделю назад скончался в результате дорожно-транспортного происшествия тридцатилетний Леон Оркотт, кардиохирург Центральной Городской Больницы. Многие из его бывших пациентов в этот печальный день скорбят вместе с безутешными родителями, потерявшими единственного сына…

… И даже не одну.

========== Сон второй ==========

- Пап! Ну папа!

Голова ещё болела, но и только. Леон недоверчиво согнул пару мгновений назад раздробленную руку – двигается, даже не ноет. И ноги вроде бы на месте. И вместо ожидаемой больничной койки – широкая кровать со слишком скользким бельём. Нет, серьёзно, каким идиотом надо быть, чтобы дрыхнуть на шёлке? С него же скатываешься даже похлеще, чем с дивана из натуральной кожи.

- Папа! – хныкнуло ещё раз из соседней комнаты. За спиной кто-то заворочался, и послышался сонный женский голос:

- Дорогой, Рикки уже полчаса тебя зовёт. Встаёшь ты или нет?

Бывший детектив, окончательно деморализованный, нащупал выключатель ночника. Неяркий свет озарил спальню, которая вполне могла бы принадлежать арабскому шейху. Так и хотелось на каждую вторую тумбочку поставить штамп «находится под охраной ЮНЕСКО». За спиной же обнаружилась сонная, но оттого не менее симпатичная коротко стриженная блондиночка. Челюсть рухнула куда-то в район пола. В голове промелькнуло: если в этом сне красотка с аппетитной грудью – его супруга или любовница, а шикарная спальня принадлежит ему же, остаётся надеяться, что здесь выйдет задержаться подольше.

Коридор за дверью оказался бесконечным. Леон растерянно покрутил головой, пытаясь понять, откуда доносится голос. В уже почти окончательно проснувшийся мозг врезалось очередное:

- Па-ап!

Оркотт никогда не считал себя впечатлительным, но от тонкого детского голоска по спине стадами побежали мурашки. Кажется, скоро их можно будет сгребать горстями. Если перестать искать объяснения и на минуту принять, как должное, что его опять перекинуло в другую «реальность», то вполне логично, что здесь человек по имени Леон Оркотт – женатый мужчина. Жениться уж точно было бы легче, чем загреметь в кардиохирурги.

По крайней мере, можно не бояться смерти. Вроде как. Она всё равно не настоящая. Во сне можно сдохнуть хоть двести раз – и снова воскреснуть.

Во сне? Ну-ну…

- Заткнись, - голос в голове уже воспринимался гораздо спокойнее, чем прежде. Забыть, просто забыть всё содержимое предыдущего кошмара. Интересно, руки трясутся из-за неприятных воспоминаний или из-за зовущего детского голоска? Наверное, самый жуткий кошмар холостяка – неведомый ребёнок, усиленно называющий тебя своим отцом. Хорошо хоть мама симпатичная.

Вдохнув глубже, словно перед прыжком в ледяную воду, Леон открыл дверь. Слишком большая комната, слишком большая кровать – и слишком крохотный ребёнок, забившийся в самый её угол и закутавшийся в толстое одеяло. Бывший детектив растерялся – он смутно помнил Криса таким же маленьким, а с другими детьми лет четырёх-пяти, в общем-то, ему и не доводилось общаться.

- Что такое?

«Вспомнить бы ещё, как тебя зовут. Она ведь говорила… Рикки. Да, точно, Рикки».

Мальчик выкарабкался из-под одеяла, спрыгнул с кровати, после чего повис на растерянном «папочке» и жалобно протянул, показывая куда-то в глубину комнаты:

- Там, в шкафу, монстр! Папа, дай мне пистолет, я его убью!

- Э… - Леон почесал в затылке, вспоминая, как обычно в этом случае успокаивают излишне впечатлительных малышей. – Давай посмотрим, что там за монстр.