Жизнь Джейн Остин

Внешне она ничуть не изменилась. Ей повезло, мать помогала ей во всем, и Элиза даже могла вести светскую жизнь, почти по-прежнему. В апреле Генри провел месяц в городе у нее в гостях и вернулся домой весьма довольный. Он готовился к поступлению в Оксфорд и собирался, как и Джеймс, получить стипендию отца-основателя — воображение уже рисовало ему блистательное будущее. Вместе с Элизой они решили, что Генри будет сопровождать ее при возвращении во Францию. Эту свою затею они обсуждали без умолку, так что успели всем надоесть.

А пока Элиза вместе с кузиной Филадельфией Уолтер посетила Танбридж-Уэллс[42] и поразила воображение даже тамошнего искушенного, видавшего виды общества. Не остались незамеченными ни ее платье, «самое роскошное в зале», ни ее экстравагантный стиль. «В пятницу утром мы с графиней охотились за шляпками по всем лавкам… Она подарила мне прелестную шляпку, которую надо носить сдвинув на один бок, и, поскольку все дело в сочетании цветов, я выбрала зеленый с розовым, с веночком из роз и перышек… Но ей нравятся совершенно невероятные цвета», — сообщала Фила, не зная, восхититься ей или возмутиться. Они посещали скачки, слушали прославленных итальянских певцов, танцевали на балах до полуночи, бывали в театре. Элизе особенно понравились спектакли «Который из мужчин?» и «Светское общество». Первая из этих пьес принадлежала перу женщины-драматурга Ханны Коули[43] и рассказывала об очаровательной вдове, которая никак не могла остановить свой выбор ни на одном из поклонников. Героями второй пьесы, довольно рискованного фарса Гаррика, являлись супруги, которые чудом избежали адюльтера. Скверное французское поведение противопоставляется старой доброй английской морали, и мисс Титтап, зараженная французским влиянием, заявляет: «Знаешь ли, мы должны пожениться, так как и прочие светские люди женятся, но я стану думать о себе очень дурно, если после свадьбы испытаю хоть каплю привязанности к мужу». Элизе так понравились обе пьесы, что она предложила поставить их в Стивентоне. Конечно, и Генри, и Джейн с готовностью прочли их.

В Танбридж-Уэллсе Элиза как-то призналась Филе, что, хотя граф, ее муж, «отчаянно» ее любит, сама она не испытывает к нему ничего, кроме уважения. После этих откровений кузины отправились на бал, который продолжался до двух часов ночи и закончился энергичным французским контрдансом «Буланжер»: шесть пар танцевали без перерыва полчаса, причем фигуры танца постоянно менялись. Танцевать вот так, до упаду, — это был глоток свободы, то, что женщины могли позволить себе так редко! Даже благоразумная Фила ощущала это, что отмечала в своем письме Элиза, выражая надежду, что «любимое развлечение — танцы взбодрили твой дух». Женщины понимали такие вещи без лишних слов. Для Элизы, терзаемой беспокойством за маленького сына, отвлечься в беззаботном танце, наверное, было жизненно необходимо.

Следующим семейным событием стало возвращение Джеймса осенью из путешествия на континент. Он был по уши влюблен во Францию, хотя и шокирован легкостью тамошних нравов, и горел желанием ставить новые спектакли в Стивентоне[44]. Воодушевленные энтузиазмом Элизы, они с Генри начали даже более тщательную подготовку к рождественским представлениям, чем в прошлом году. Мистер Остин согласился, что в амбаре необходимо построить соответствующие декорации, все засели за работу, и вот — были поставлены две пьесы, давние фавориты лондонской сцены. Пьесы Ханны Коули между ними не было, но одна, называвшаяся «О чудо! Женщина хранит секрет», тоже принадлежала перу женщины, Сюзанны Сентливр. «О чудо!..» — пьеса о донне Виоланте, дочери португальского дворянина, которая, рискуя потерять возлюбленного, укрывает у себя сестру, сбежавшую от навязанного ей брака. И хотя и репутация, и собственный брак Виоланты оказываются под ударом, она стойко хранит секрет. Элиза играла главную героиню и произносила написанный Джеймсом эпилог, который, если и не был напрямую посвящен эмансипации женщин, повествовал о всё возрастающем их влиянии на мужчин. А это сильно отличалось от тех дней, когда португальские дворяне притесняли своих жен.

Хвала Творцу, то время миновало,
И Женщина Мужчине ровней стала.
Уже не отрицая пораженья,
Мужчины — мудрецы, «венцы творенья» —
У наших ног оружие слагают,
Себя искусным чарам подчиняют.
Коль захотим — легко мы их обманем
И твердость их смягчать улыбкой станем.