Жизнь Джейн Остин

В том, что касается Уикхема и его приятелей-офицеров, книга перекликается с собственным опытом Остин. Незадолго до того, как она начала роман, писательница весьма саркастически отзывалась в письме Кассандре о притягательности для некоторых из ее соседок офицеров, расквартированных в Кентербери. Стояли офицеры милиции и в Бейзингстоке (Элиза Шут давала для них обеды и описывала в дневнике их «эскапады» летом 1794 года). Том Шут состоял в полку милиции, да и Генри, без сомнений, было что порассказать о своих товарищах. Из этих-то впечатлений и рассказов и возникли образы Уикхема, полковника Форстера, Денни, Пратта и Чемберлена, однажды наряженного в женское платье Лидией, Китти и миссис Форстер. В образе Уикхема, который никак не может выбрать ни невесту, ни карьеру и разве что любезностью частично искупает слабоволие, есть слабый намек на Генри Остина. Конечно, Генри не был негодяем, но и история злодеяний Уикхема иногда кажется надуманной и словно бы взятой из романа другого жанра. Наблюдая его в действии, мы видим не бессердечную подлость, а скорее легкомыслие, желание вытянуть счастливый лотерейный билет.

Приз, который он в конце концов выигрывает, представляет немалый интерес. Лидия — дурная девчонка, испорченная матерью, которая видит в ней словно бы вторую себя, она эгоистична и глупа. Но ее необузданная энергия позволяет ей добиться того, чего хотела сама Элизабет, — то есть Уикхема, и Остин показывает, как Лиззи не может до конца простить Лидии ее успех. Мы чувствуем, что не столько нравственное превосходство, сколько легкая зависть вызывает эту натянутую раздражительную манеру в обращении к Лидии, беззаботная веселость и аморальность которой позволили ей заполучить желанного Уикхема. Более того, автор позволяет Лидии получать удовольствие от этого предосудительного брака. Это одна из находок книги. Остин слишком честна, чтобы соглашаться с тем, что подобные истории должны оканчиваться лишь так, как предсказывают злорадные соседи, — и заблудшие девушки либо оказываются на панели, либо доживают жизнь в полном забвении, в раскаянии и бедности. Когда она начала писать «Мэнсфилд-парк», она прислушалась к настояниям отца и приговорила Марию Рашуот именно к такому исходу, но это было позднее. Лидия же вполне довольна собой и ситуацией, своим очаровательным, пусть и насильно женатым мужем, и у нее есть не только деньги, но и богатые зятья, готовые и дальше оплачивать ее беспечную жизнь. В итоге такая беззастенчивая способность радоваться жизни даже вызывает смутную, безотчетную симпатию.

Верхом изобретательности всей книги является то, как Остин обставляет согласие Элизабет принять предложение Дарси. Поскольку лучшие эпизоды в романе те, в которых Лиззи отказывает — вначале Коллинзу, затем самому Дарси, — ее последний отказ, на сей раз леди Кэтрин, подчеркивающий готовность в конце концов выйти замуж за Дарси, можно счесть гениальной находкой писательницы. Эта сцена настолько насыщенна и драматична, что держит читателя в напряжении до самого конца.

«Нортенгерское аббатство» было начато вскоре после еще одной семейной трагедии, гибели двадцатисемилетней кузины Джейн Уильямс в августе 1798 года. И вновь в романе сложно уследить намеки на личные обстоятельства, хотя сама манера, в которой он написан, больше других произведений Остин напоминает развлечение для семьи — здесь и детальное описание Бата, хорошо знакомого большинству Остинов, и ссылки на книги, которые читались и обсуждались в Стивентоне. Одна из главных шуток заключается в том, что героиня совершенно не годится в героини, если исходить из привычных законов жанра. Она не красива и не умна, у нее нет ни особых способностей, ни воздыхателей — обычная девушка, одна из десяти детей простого деревенского священника. Когда добродушные и скучные знакомые берут ее с собой в Бат, она влюбляется в первого же молодого человека, который пригласил ее на танец. Он же, пусть и находя привлекательными ее простоту и прямодушие, вовсе и не думает о ней как о возможной невесте. Не думает до тех пор, пока не замечает, что она влюбилась в него и со сверкающими глазами прислушивается ко всему, что он скажет: «…единственной причиной, заставившей его серьезно к ней приглядеться, была уверенность в ее привязанности к нему. Подобная разновидность чувства совершенно необычна в романах и весьма унизительна для гордости героини. Но если она так же необычна в реальной жизни, пусть мне хотя бы принадлежит честь открытия этого детища необузданного воображения».