Жизнь - это судьба

Я была ей чрезвычайно благодарна за эту улыбку. Наша начальница редко улыбалась, но когда наступал такой момент, ее приятное спокойное лицо словно озарялось каким-то внутренним мягким светом, стиравшим с него военную суровость. Обаятельная, энергичная, всегда великолепно справляющаяся со своими обязанностями, она занимала среди нас уникальное положение и принадлежала к той особой категории людей, которые без всяких личных усилий невольно притягивают к себе окружающих, возбуждая в них чувство любви и привязанности. Как мне думается, это потому, что она — прирожденный лидер, обладающий ~ всеми качествами, необходимыми для настоящего руководителя. К нам она обращалась по именам, но сама для нас была неизменно — и вполне заслуженно — только «начальницей». Называя так, мы не просто отдавали дань уважения ее воинскому званию подполковника, но и выражали этим свою привязанность и любовь. В нашем отряде, организованном, кстати сказать, по инициативе и при самом активном ее участии, дисциплина не была такой строгой, как в других женских подразделениях, и формальности военной службы были сведены до минимума. Мы все имели разные офицерские звания, но это никак не влияло на наши приятельские взаимоотношения. Только начальница всегда оставалась... начальницей. Несмотря на густую седину в волосах, ей лишь недавно перевалило за сорок, и это была самая красивая из всех встречавшихся мне женщин.

— Ну что ж, Вики, — проговорила она довольно спокойно, — ты теперь замужем. Твой муж в Австралии?

— Да, — ответила я тихо, избегая ее взгляда, уставившись на ее безукоризненную прическу, — совершенно верно.

Она протянула руку и твердо пожала мою ладонь. Мне почему-то сразу стало спокойнее на душе.

— Вы хотели бы, я полагаю, побыстрее уволиться из армии.

Эта фраза прозвучала скорее как утверждение, а не как вопрос, и я почувствовала, что краснею.

— Ну... нет, я…, пока у меня нет такого желания. Не прочь остаться еще на некоторое время. Я...

Даже не глядя на нее, можно было догадаться, что ее строгие голубые глаза выражали молчаливый укор.

— Почему же, моя дорогая? Или ваш Коннор в армии?

— Нет, нет. Он не на военной службе. Он гражданский человек и живет в Сиднее.

— Лучше расскажите обо всем подробнее, Вики, если вы не против. Что-то не в порядке? Да?

— Да, — призналась я. — Боюсь, что так, сударыня. Я не в состоянии объяснить, почему и что произошло. Просто все пошло кувырком. Правда, со временем... ну, я надеюсь, что, возможно, все образуется. А до тех пор мне хотелось бы оставаться в нашем отряде.

— Для вас всегда найдется дело, — ответила начальница решительно.

— Я очень на это рассчитываю.

— Мне кажется... — начала она как-то неуверенно, и я почувствовала на себе ее пристальный взгляд. — Вики, не связано ли это каким-то образом с Аланом Роуаном? От Дороти Мордант я слышала, что он лежал в госпитале в Шиллонге.

Я подняла глаза. Конечно, о присутствии Алана в Шиллонге уже доложили начальнице, и мне следовало это предвидеть.

— Нет, — отрицательно покачала я головой. — Алан здесь никак не замешан. Кроме того, он уже на пути к родному дому. Покинул Шиллонг за день до моего отъезда.

— Дороти сказала мне, что вы заметно изменились… По ее мнению, вы из-за чего-то переживаете, но избегаете говорить об этом.

Дороти, подумала я с грустью, находилась в Шиллонге всего два дня после моего возвращения. Я едва обменялась с ней парой слов, и затем она уехала, чтобы руководить участком в Рангуне. И, тем не менее, она успела увидеть и доложила о своих впечатлениях начальнице... Я с трудом проглотила подступивший к горлу комок, чувствуя себя виноватой и униженной.

— Вики, дорогая, доверьтесь мне, возможно, я сумею помочь. Я с радостью сделаю все, что в моих силах. Мне тяжело видеть, как вы страдаете. Ведь вы и замужем-то всего ничего.

— Да, — подтвердила я, — наша совместная жизнь продолжалась шесть недель.

— Вам известно, почему она не удалась?

— Самой хотелось бы знать. Коннор не возражал против моего возвращения сюда, не просил меня остаться — даже не заикнулся о том, чтобы я подала прошение об увольнении из армии и вернулась к нему. И все-таки мы были счастливы вдвоем — оба. Коннор, безусловно, был счастлив.

Длинные холодные пальцы начальницы стиснули мою ладонь. Она спокойным тоном задала мне несколько коротких вопросов, на которые я постаралась правдиво ответить, а затем, слегка сдвинув брови, спросила:

— Вики, он вам пишет?

— Написал один раз, — ответила я, доставая письмо и протягивая ей. — Вот оно.

— Не возражаете, если я прочту?

— Его можно читать любому, — проговорила я с горечью. — Письмо не содержит ничего интимного. Я могла бы, не стесняясь, зачитать его вслух в переполненной столовой.

По мере того как она читала, углублялась сердитая складка между бровей.

— Понятно, — сказала она, дочитав до конца, аккуратно складывая письмо и возвращая его мне. — В нем немного нужной информации, но, тем не менее, я начинаю понимать ход ваших мыслей. Он довольно странный молодой человек, этот Коннор. Вы любите его?

— Да, — созналась я с жалким видом.