Жизнь Фридриха Ницше

В то время работы Шопенгауэра были малоизвестны и мало ценились. В университетах вообще не признавали его как философа, однако Ницше с энтузиазмом отнесся к его трудам, когда незадолго до описываемых событий открыл для себя «Мир как волю и представление». Открыл волей случая – того же случая или, как предпочитал говорить сам Ницше [4], цепи роковых совпадений, словно бы управляемой безошибочной рукой инстинкта, которая привела к встрече с Вагнером в салоне Брокгаузов.

Первое звено в этой цепи было выковано за месяц до встречи, когда Ницше услышал прелюдии к двум последним операм Вагнера – «Тристану и Изольде» и «Нюрнбергским мейстерзингерам». «Все фибры, все нервы моего тела трепетали», – записал он в тот день и тут же принялся разучивать переложения для фортепиано. Потом Оттилия Брокгауз услышала, как он играет, и рассказала об этом своему брату Вагнеру. И вот третье звено – глубокое пристрастие Вагнера к неизвестному философу, трудами которого утешался сам Ницше, когда за три года до этого приехал в Лейпциг несчастным и лишенным корней.

«Я [Ницше] жил тогда в состоянии беспомощной нерешительности, один на один с болезненным опытом и разочарованиями, без надежды и без единого приятного воспоминания…

Однажды я нашел эту книгу в магазине букиниста, взял из-за неизвестного названия и стал листать. Не знаю, что за демон шепнул мне: “Бери ее домой”. Это шло вразрез с моей обычной нерешительностью при покупке книг. Дома я сразу же бросился на диван с новообретенным сокровищем и полностью отдался энергичному и мрачному гению… Я увидел в нем зеркало, в котором в потрясающем увеличении отражались мир, жизнь и моя собственная природа… я увидел в нем болезнь и здоровье, изгнание и убежище, ад и рай» [5].

Но в тот вечер в салоне Брокгаузов не было времени дальше говорить о Шопенгауэре, поскольку разговор Вагнера, по словам Ницше, развивался по спирали: «гений Вагнера в создавании облаков, его гоньба, блуждание и рысканье по воздуху, его “всюду” и “нигде”» [2] [6] проявились здесь в полной мере.

Письмо заканчивалось так:

«После [обеда] он [Вагнер] прочел фрагмент автобиографии, над которой сейчас работает, – совершенно замечательную сцену из студенческих лет в Лейпциге, при мысли о которой он даже сейчас не может удержаться от смеха; он пишет с исключительным мастерством и умом. Наконец, когда мы оба уже собрались уходить, он горячо пожал мне руку и весьма дружески пригласил меня заходить, чтобы помузицировать и поговорить о философии; также он поручил мне ознакомить его сестру и других родственников с его музыкой – поручение, которое я охотно принял на себя. Я напишу немного больше, когда смогу оценить этот вечер с некоторого расстояния и более объективно. Сейчас же прощай, желаю тебе крепкого здоровья. Ф. Н.»