Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса

РОДРИГО МОЙЯ. Он жил в квартале Колониа Флорида. С женой и двумя сыновьями. Я иногда заглядывал к нему вместе с Ангуло. Помню, как мы один или два раза к Габо наведывались. Ангуло — тот часто к нему захаживал, а Габо как раз «Сто лет одиночества» писал. Мы приходили довольно рано, часиков в семь вечера, придем — а дом во тьме, и Мерседес нам говорит: «Габо работает, но скоро выйдет». Ну, мы час его ждем, а Габо все не идет, мы тогда давай марихуану курить, и вскоре Габо спускается и присоединяется к нам. Мы разговоры разговаривали, но убейте, не помню о чем. Сами подумайте, пятьдесят лет с тех пор прошло. Но помню, что был совершенно счастлив сидеть у очага, в котором всегда горел огонь, и слушать рассказы Габо о книге «Сто лет одиночества»; и еще мне запомнилось, что он весь опухший бывал. Мерседес потом объясняла: он как до какого-нибудь особенно напряженного момента или эпизода дойдет, так сразу весь и опухает. Лицо у него раздувается. Подобный процесс творчества — немного сродни сверхъестественному, потому подобные штуки и случаются.

Глава 17. «Будто вспышкой ослепило»

История о том, как публикация романа «Сто лет одиночества» производит во всем мире эффект сродни землетрясению и возносит автора в иные сферы

КАРМЕН БАЛСЕЛЬС. Когда «Сто лет одиночества» вышли в свет, я уже представляла Габо в качестве его литературного агента и роман прочитала еще в рукописи. Помню, что пришла в полный восторг. Но автор послал его напрямую Пако Порруа. Авторские права он продал издательству «Судамерикана». Лишь годы спустя Гарсиа Маркес обратился ко мне с просьбой взять в работу и этот сегмент рынка, которым я не занималась из-за того, что он подписал прямой контракт с издателем, минуя меня.

МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Я запомнила тот день. Приходит Габо, сияющий, радостный, приветливый, и вручает мне первый экземпляр. Открываю и читаю: «Посвящается Хоми Гарсиа Аскоту и Марии Луисе». Он при мне ручкой ставит запятую и подпись: «Габо». Не Габриэль, нет. Именно что Габо. Ясно и понятно. Лучшей дарственной надписи и не пожелаешь. Потом мы с ним отправились в поход по книжным магазинам. Я один за другим покупала экземпляры для своих друзей, а он каждому делал дарственную надпись. Мы прямо как с ума сошли. Габо мне: «Ох, смотри, разоришься!» — когда мы на его машине книжные магазины объезжали. Отдельный экземпляр я купила, чтобы он его подписал для моего сына Диего. Он написал что-то вроде: «Диего, твой дядя написал эту книжку, когда ты только учился говорить». Диего тогда совсем крошкой был. Дальше мы заехали за Хоми, потом за Мерседес и всей компанией отправились ужинать. На следующий день я…

…Помните тот эпизод в «Сто лет одиночества», когда в городе вдруг пошел дождь из крошечных желтых цветов? Так вот, я купила огромную корзину, самую здоровенную, какую только смогла отыскать, и всю наполнила желтыми маргаритками. Я тогда еще золотой браслет носила. Сняла его с руки и тоже в корзину положила, потом нашла одну из таких маленьких золотых рыбок, как у него, бутылку виски купила. Все это собрала в корзину, и мы с Хоми пошли к Габо домой. Ну да, туда мы и отправились. Потом Хоми взял свой экземпляр, я — свой, это уже дома было, мы сели и с места не сдвинулись, ничего по дому не делали, пока не прочитали роман до конца.

МИГЕЛЬ ФАЛЬКЕС-СЕРТАН. А когда он в 1967 году приехал в Боготу роман свой представлять, это прошло мимо внимания публики. В Колумбии его совершенно не желали замечать. Он в Боготу прибыл с Варгасом Льосой, тот представлял свою новую книгу «Зеленый дом», и все рвались оказаться поближе к молодому симпатичному перуанцу. Вокруг него толпы народу собирались, репортеры, фотографы, прочие разные, а Габо в углу стоял. Никто его даже не замечал, хоть бы внимание обратили, поздоровались бы, например. Вот, посмотрите на фотографию. Гарсиа Маркес в углу — как бедный родственник, при пиджаке и при галстуке, под пижона из Боготы косит, со своими усиками и курчавой головой. А Варгас Льоса на первом плане красуется.

Потом он в Барранкилью вернулся. Тогда он после многих лет отсутствия увиделся с приятелями своими барранкильянскими. Дело в следующем: Гарсиа Маркес все это время не терял связи с компанией своих друзей из Барранкильи, главным образом с кружком литераторов, в который входили Херман, Малыш Сепеда и Альфонсо Фуэнмайор. Где бы он ни был, в Европе там или в Мексике, все время с ними переписывался. Все эти годы, и в 1950-е, и в 1960-е, он связь с ними сохранял.