К слову сказать, тогда одна прелестная историйка произошла. Габо уже был Габо, и мы пошли пообедать и о делах потолковать, о нашем кинопроекте, недалеко от его дома, на бульвар Монпарнас. Местечко там одно есть симпатичное, «Клозери де Лила», в нем богема обычно собирается и все такое. Так вот, сидим мы вчетвером за столиком, обедаем, а поблизости в уголке девчушка — чудо какая хорошенькая и смотрит на него, глаз не спускает. Ну, он в какой-то момент заметил, что она его глазами ест. А чуть позже подходит к нам служитель ресторана (или это кафе?) и спрашивает: «Вы сеньор Гарсиа Маркес?» — «Да, вы правы». — «Видите ли, вон та девушка, что на вас смотрит, хотела бы уточнить, вы ли это, и если вы, то не дадите ли ей автограф». И протягивает Габо лист бумаги. А Габо ему: «О, нет, я, видите ли, не ставлю автографов на пустых листах». Вынимает пятидесятифранковую купюру — да, точно помню, пятидесятифранковую — и говорит: «Вот, скажите девушке, пусть пойдет в ближайший книжный магазин и купит книжку Гарсиа Маркеса. А как купит, я с удовольствием ее для нее подпишу». И мы возвращаемся к нашей беседе. Минут за десять девчушка эта сбегала в книжный магазин, отыскала книгу Габо, вернулась в ресторан и к нам подходит. Он заносит ручку — книжку ей подписать. «Для… Как ваше имя? Как вас зовут?» Таким вот образом. Так лихо, с апломбом, уверенный, что в любом книжном в районе бульвара Монпарнас непременно продаются книги Габо; это прелесть что такое, скажу я вам… Не знаю, насколько он уверен в этом был, но выглядело все эффектно. Это тот случай, когда уверенность изрядное впечатление производит, потому что,
ЭКТОР РОХАС ЭРАСО. Однажды он приезжает в Барранкилью, и его ведут в какое-то заведение на танцы, и там девушки. Так он на всякий случай другим именем назвался. Шумиха вокруг него уже началась; он еще не получил Нобелевскую премию, но слава его набирала силу. И вот он танцует с одной девчонкой, а как дотанцевали, она вдруг его и спрашивает: «Слушай-ка, а скажи мне одну вещь. Тебя как звать?» Габо говорит: «Ладно, финтить не буду, скажу как есть. Мое имя — Габриэль Гарсиа Маркес. А что?» И она отвечает: «А то, что ты чертовски хорошо танцуешь!»
РОУЗ СТАЙРОН. Обожаю абсолютно все, что он говорит о любви, об одержимости любовью. Я специально его спрашивала об «О любви и прочих бесах», и он сказал, что любовь и есть бес, который в тебя вселяется, что любовь — это твое личное бедствие, без него ты жить не можешь, и я уверена, это его убеждение строится на любви его родителей или его собственной первой любви. Но когда ты становишься старше, общество с некоторым осуждением уже на это смотрит, и тем не менее любовь была и остается движущей силой.
Меня всегда очаровывают юные девушки в его книгах — например, Фермина, ей же около пятнадцати лет, и та девчушка, вообще двенадцатилетняя, в повести «О любви и прочих бесах». Он как бы ассоциирует себя с ними и их глазами видит эту чистую любовь. Правда, в романе «Любовь во время чумы», если помните, его больше интересует, как любовь видит Флорентино — у него там Флорентино без конца влюбляется, снова и снова, в надежде обрести ту чистую любовь, какая была между ним и Ферминой. Вот мне ужасно любопытно, какой ему в его детском разумении представлялась любовь между его родителями.
ХУАН КАРЛОС КРЕМАТА. Я учился на его курсах кинематографии в Сан-Антонио-де-лос-Баньос — это киношкола, которую он открыл на Кубе, — и он говорил, что с женщинами чувствует себя уютнее, чем с мужчинами. На занятиях он студенткам гораздо больше внимания уделял.
РОУЗ СТАЙРОН. Это точно, к женщинам он относится с удивительной нежностью, даже с трепетом, и, заметьте, не только к героиням своих книг, но и к женщинам в реальной жизни. Он мужчина, который любит женщин… Это абсолютно чувственное и возвышенное восприятие. Не знаю, каково ощущать подобное. Ну, просто у него такая манера обхождения с женщинами, будто он обожает их всех, почитает, понимает. И в обществе женщин ему всегда хорошо, он с ними прекрасно ладит. Проводить с ним время — одно удовольствие… Это я вам как женщина говорю. Вы и сами знаете, все его героини довольно чувственны, и многие события, о которых он пишет, мы видим именно их глазами. Пишет-то мужчина, но мужчина этот так понимает женщин, столь нежно относится к ним, что без труда влезает им в головы. Думаю, как он умеет ставить себя на место своих персонажей-мужчин, так же точно он способен проделывать это в отношении своих женских образов. И я уже упоминала: к диктаторам он относится так же, как к любовникам, или к убийцам, или бог весть к кому еще… Но факт в том, что я женщина и мне всегда восхитительно приятна его компания.