Сначала девочка не обрадовалась. Владимира Петровича требовалось звать дядей Вовой и быть вежливой. Теперь к списку ограничений добавилась беготня в трусах по квартире. А от дяди часто пахло маминым ликёром, и он интересовался дневником. «Ещё один воспитатель», – цинично подумала Галка. И… ошиблась.
Двойки дядю Вову забавляли. Он смеялся над очередной и рассказывал ещё одну историю о своих школьных беспокойных временах.
– Для меня-то школьное время было хорошим. Весёлым, главное. А родители с бабушками и дедушками беспокоились. Считали, что человеком не стану! А ничего – стал.
Галка резонно отвечала:
– Когда ж веселиться, если уроки надо учить?
Дядя Вова хитро щурился, что, дескать, уроки только дурачки учат, а он никогда таковым не являлся.
Подрывная деятельность беспокойного ума Галки началась. Но мать, будучи без ума от дяди Вовы, не замечала его воздействия на дочь.
Дочь же, благодаря дяде Вове, стали отпускать гулять одну. И это растопило лёд в отношении нового мужа матери – девочка приняла дядю Вову и уже носила дневник к нему и его просила прийти в школу, когда очередной план по использованию «дурачков», учащих уроки, терпел крах. Навыки по воплощению гениальных планов Галка за несколько лет-то подрастеряла. Или учителя в школе были умнее детсадовских воспитательниц.
Так в квартире Зины образовалась революционная ячейка, которую она однажды заметила.
Дело было аккурат накануне дня рождения дочки. Десятилетие в глазах дяди Вовы должно было стать чем-то особенным – сходить куда-то с друзьями, получить в качестве подарка деньги, не звать бабушек (здесь у Владимира Петровича интерес был корыстным – они с бабой Алей на дух не переносили друг друга)… И много еще чего можно было придумать, если бы Зина не считала иначе.