Жизнь графа Дмитрия Милютина

Постоянно такие мысли мелькали у Петра Александровича, он их отбрасывал, но они снова и снова одолевали его. Как можно работать в такой системе, когда с каждым предложением надо бежать со всеподданнейшим докладом и обо всем, даже мелочном, нужно докладывать и испрашивать на то или иное решение соглашение императора? Боятся упоминать даже слово «конституция», а совершенно не понимают, что у нас уже давно поступают неправильно и беспорядочно под маской самовластия, то идут направо, то идут налево, разве мы не лавируем туда-сюда, не любезничаем с тем и другим, не переносим много разных хлопот от совершенно разноликих людей… Разве это не конституция? А упоминать об этом опасаются. Или вот недавно император написал записки, в которых требовал навести порядок в Польше военной диктатурой. Великий князь Константин Николаевич присутствовал при этом и согласился с императором, но одновременно должен был поехать в Польшу и восстановить общественный порядок, а за полчаса до этого сказал Платонову, что он на подобную систему согласиться не может и что она противна его убеждениям. Как он поступит? Ведь великая княгиня Александра Иосифовна предупреждала свиту великого князя, чтобы они приняли все меры, чтобы не дать ему отказаться от своего поста наместника и главнокомандующего царства Польского. А великий князь Константин Николаевич поехал в Варшаву, а вскоре получил отставку…

27 октября 1863 года Петр Александрович Валуев записал в своем дневнике: «Мне хочется бежать людей. Я чувствую, что правительственное дело идет ошибочною колеею, идет под знаменем идей, утративших значение и силу, идет не к лучшему, а к кризису, которого исход неизвестен. Но я сам часть этого правительства. На меня ложится доля нравственной ответственности. Я принимаю на себя долю солидарности с людьми, коих мнение не разделяю, коих пути – не мои пути, коих цели – не мои цели. Для чего же я с ними? Озираюсь, думаю, соображаю – и остаюсь, потому что нет явного признака, чтобы время к уходу наступило, а, напротив того, есть явные указатели на то, что я еще должен оставаться». Беспокоило Петра Александровича то, что в Крыму, в Ореанде, недалеко от царского дворца, в своих апартаментах проживает и великий князь Константин Николаевич с семьей, тесное общение их на отдыхе может породить новые мысли о продолжении реформ, но каких… Правда, вместе с императором отдыхает и князь Долгоруков, разделявший вместе с ним мысли о преобразованиях императорской власти, о проекте преобразований в Государственном совете, о земских учреждениях. Но последующие события просто перечеркнули все предложения Валуева… То, что говорили несколько месяцев тому назад, совершенно позабыто, император совершенно позабыл то, что говорил несколько месяцев тому назад о преобразовании Государственного совета, Бурбоны ничему не научились и ничего не забыли, упрекает его император в том, что он нервозно расстроен, чем-то начинаешь походить на князя Суворова, пользуешься моим доверием, но готов отшатнуться от меня. Так между прочим разрешил все вопросы император после возвращения из Крыма. И записка Валуева о земских учреждениях тоже была неприятна императору. Видимо, он чужой в этой среде, и чем далее, тем менее надежд сойтись. В доме министра внутренних дел он долго не останется, его роль сыграна, но как можно уйти сейчас, ведь могут подумать, что он хотел провести Его Величество и уходит с досады, что это не удалось…

Дома Валуев взглянул на икону Христа, низко поклонился ей и сказал:

– Господь Бог да будет мне, бездомному страннику, покровителем и да укажет мне приют.

Валуев молился самозабвенно в надежде на Провидение, на Божий промысел, но все дела в императорском дворце проходили так же, как и раньше. То Государственный совет принимает предложения Валуева по земским учреждениям, выслушав его блестящую речь, то отвергает значительным большинством. «Вот и попробуйте после этого работать по-европейски», – с горечью думал министр внутренних дел Валуев.