Жизнь графа Дмитрия Милютина

Все время своего длительного путешествия Дмитрий Милютин получал редкие письма от брата Николая, от отца, от друзей, но с приездом еще отчетливее представилась жизнь всей семьи, и грустная, печальная, и обычная, будничная. Самое грустное, что Николаю отказали в семье Шишмаревых, когда он попросил руки одной из родственниц Авдулиных – Александры Афанасьевны, которая тоже питала благосклонность к Николаю. Отец Александры Афанасьевны не согласился выдать дочь за двадцатидвухлетнего бедного юношу, который с горя за одну неделю постарел на десяток лет. И все семейство Шишмаревых согласилось с этим отказом, более того, стало оскорблять клеветническими измышлениями. Приехавший отец и Владимир пытались отвлечь Николая от хандры, отец выхлопотал ему служебную командировку в Новгород, Тверь и Москву, только после успешной работы в этих городах Николай начал приходить в себя, хотя и писал Дмитрию, что высшее общество опротивело ему, сделался отчаянным курильщиком: «Между окружавшим меня человечеством я нашел столько злонамеренности, клеветы, неблагодарности, что искал или совершенного отчуждения от всех, или, признаться ли тебе, забвения в обществе пустом и веселом, которое заставляло меня топить горе в роме… Не пугайся, пьяницей я не сделаюсь, чему лучшее доказательство, что я нашел в себе довольно силы, чтобы оторваться от этой жизни и искать в перемене места, лиц и занятий побуждения деятельности… В течение последних трех месяцев я доходил до безумия. Если я нашел довольно моральной силы, чтобы противостоять бесчисленным планам своим, то приписывая это воспоминанию о всех вас и о той, которой мы уже лишились, но которая, кажется мне, следит за всеми моими движениями…»

Два месяца Николай прожил в Москве, и постепенно воспоминания детства вытеснили из сердца любовную неудачу.

«Москва все та же, как и прежде, – писал Николай Дмитрию в феврале 1841 года, – также любит, болтает, ест и дурачится. Все кряхтят, что денег нет, а между тем балаганы кипят народом; еще более театры, или, лучше сказать, пародии на театр; а еще более балы и маскарады. Теперь идет нестерпимая для желудка масленица; блинами объедается стар и млад. По улицам разъезжают франты с бубенчиками; пьяный народ подбирается пьяными же будочниками. Чиновники Комиссии пропадают без вести на несколько дней и являются домой без плащей и платья. В Английском клубе дуются на тысячи рублей в лото; дамы дуются в преферанс, а все вместе – в палки (тогдашняя модная карточная игра. – Ред.). Рысаки бегают по Москве-реке, а голодные собаки – по улицам. Театры открыты с утра до ночи, а клубы с ночи до утра. А между тем морозы и доктора морят бездну народа; трауры повсюду. Иверскую возят с одного конца города в другой; помещики сидят без денег, мужики – без хлеба, а лабазники, Кузнецкий мост и чиновники набивают карманы. Вот наша Москва, вот наша масленица».

Отец получил чин действительного статского советника, он был членом Комиссии по постройке храма Христа Спасителя и управляющим делами. А брат постепенно втягивался в работу Министерства внутренних дел; министр Александр Григорьевич Строганов хотел представить его к званию камер-юнкера, но Николай Милютин отказался от этого звания, а министр вскоре уехал сначала в Москву проведать брата, а потом на длительное лечение за границу. Новый министр Лев Алексеевич Перовский хорошо воспринял способности молодого чиночника и назначил его в Городское отделение Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел.

Дмитрию Милютину прежняя его должность не нравилась, друзья за это время получили новые назначения, разъехались кто куда, офицеры гвардейского Генерального штаба были в зимнее время мало заняты службой, и Дмитрий Милютин начал изучать международное право, политическую экономию, изучал общий курс военных наук, курс полевой фортификации, много читал, размышлял над прочитанным. Задумал издавать новый военный журнал, проект журнала был представлен в высшие инстанции, но проект не был утвержден высочайшим соизволением императора. Положение Дмитрия Милютина не радовало, даже часто бывая среди знакомых своих друзей, Милютин скучал: сердце его стремилось к семейству генеральши Понсэ, она принимала по средам, вроде бы он зачастил туда, но потом одумался: а вдруг Наталья Михайловна, которую он любил, не примет его, пойдут насмешки и дурацкие шутки на этот счет. И он какое-то время перестал туда ходить… Но сердце его рвалось к генеральше Понсэ, к Наталье Михайловне. Хандра не отпускала его. А его необеспеченное состояние не позволяло ему впрямую предложить руку и сердце Наталье Михайловне, уж не говоря о генеральше как главе семейства, но он «все больше поддавался непреодолимому влечению».