Жизнь графа Дмитрия Милютина

Но через две недели после этих указов произошло событие, которое ускорило подготовку и отъезд маркиза и великого князя: 15 июня наместник царства Польского генерал Лидере прибыл в Саксонский сад, чтобы выпить воды, неизвестный выстрелил в него и попал в челюсть. Дмитрий Милютин вскоре получил депешу, в которой генерал-лейтенант Бебутов, варшавский военный комендант, подробно описал это печальное событие. Варшавский военный генерал-губернатор Николай Крыжановский немедленно выехал в Варшаву. 20 июня великий князь прибыл в Варшаву, на следующий день прием военных, потом духовных и гражданских властей. Навестил Лидерса, пообедал с женой, потом поехал в театр, послушал оперу немецкого композитора Флотова «Александро Страделла» об итальянском композиторе и певце XVII века, опера понравилась, и вышел к коляске, сел, к нему подходит поляк, думал, с каким-нибудь прошением, а он выхватил пистолет и выстрелил прямо в грудь. Его тут же арестовали. А далее приводим воспоминания самого великого князя: «Я бросился назад в театр, не зная, что я – убит или ранен. Оказалось, что пуля пробила пальто, сюртук, рубашку, ранила меня под ключицей, ушибла кость, но не сломала ее, а тут же остановилась, перепутавшись на снурке лорнетки с канителью от эполет. Один Бог спас. Я тут же помолился. Какой-то доктор мне сделал первую перевязку. Телеграфировал Саше. Общее остервенение и ужас. Убийца Ярошинский. Портной-подмастерье. В 11 ч. в карете с сильным эскортом воротился в Бельведер. Сказал жинке так, что не было испуга. Дома другая перевязка, и лег. Дрожь скоро прошла. Долго приходили разные донесения и ответный телеграф от Саши. Хорошо спал».

На следующий день великий князь Константин Николаевич приступил к своей повседневной работе, познакомился со всеми деятелями управления.

Имел очень милую беседу с архиепископом Варшавским Зыгмунтом Фелинским, на которого столько было обвинений от управления царства Польского. Из всех этих беспрерывных встреч и донесений полиции Константин Николаевич вынес одно – нелегкое чувство отсутствия единства и власти. А к вечеру он ослаб, рана хорошо заживала, но давала о себе знать.

В следующие дни обычная работа, приемы, разговоры, дискуссии. Состоялся суд над Ярошинским, приговорили к расстрелу, великому князю пришлось подписать ему смертный приговор, ужасное настроение в связи с этим решением, никому этого бы не хотелось пожелать.

Несколько раз стреляли в маркиза Велепольского, но неудачно.

«Надо на красных навести страх. Дай Бог, чтоб этим удалось их остановить», – записал 4 августа в дневнике Константин Николаевич.

Константин Николаевич написал свое выступление на Государственном совете, послал его Александру Второму, который одобрил его. Великий князь в своем выступлении на Государственном совете царства Польского развернул обширную программу по улучшению положения в Польше, о переводе крестьян с барщины на оброк, об открытии новых учебных заведений, о полном равноправии евреев, о других серьезных преобразованиях в стране.

– Поляки, – завершал свое выступление Константин Николаевич, – вверьтесь мне, как я вверился вам. Да одушевляет нас единое чувство. Будем трудиться сообща и в мире для счастья Польши, моля Бога, чтобы Он благословил наши усилия, и новая эра благосостояния и довольства откроется для отчизны, которую вы так любите.

Но уговоры великого князя-наместника не помогли, как и уговоры маркиза Велепольского. В Варшаву съехались более 300 польских дворян и приняли обращение к наместнику, в котором требовалось возвращение полякам всех древних прав и вольностей: «Мы не отказываем в нашем содействии образованию новых учреждений; мы хотим только заявить, что меры, принятые доселе в стране, довели возбуждение умов до такой степени, что ни военная сила, ни чрезвычайные суды, ни тюрьма, ни ссылка, ни эшафот не в состоянии их обуздать, а только вызовут крайнее отчаяние, которое толкнет нацию на путь, одинаково вредный для управляющих и управляемых. Как поляки, мы можем поддерживать правительство лишь тогда, когда оно станет правительством польским и когда все области, составляющие нашу родину, будут соединены воедино и будут пользоваться конституцией и свободными учреждениями. В своем воззвании великий князь сам уважил и понял нашу привязанность к родине; но эта привязанность не может быть раздроблена, и если мы любим нашу родину, то всю в совокупности, в пределах, начертанных ей Богом и освященных историей», то есть мы хотим Польшу 1772 года, до ее раздела.

Послание польских дворян было направлено графу Замойскому, который должен передать послание великому князю. Константин Николаевич послал Александру Второму требование польских дворян. Александр Второй просил адрес дворян не принимать, а графа Замойского отправить в Петербург, в котором графа Замойского допросили и выслали в Кенигсберг под охраной жандармского офицера.

Отменили военное положение и помиловали более трехсот осужденных.