Читаем Жизнь графа Дмитрия Милютина полностью

Достоевский называет имена Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Островского, Гоголя, но все это «ложь, все фальшь». Все это крайности теоретиков западников и славянофилов… Но в каждой теории есть часть истины, которые нужны будут в поисках подлинной Истины, которую ищут русские люди после событий 19 февраля 1861 года. Да, прав Пушкин, Петр действительно прорубил окно в Европу, где можно было кое-чему поучиться. Но образованная часть публики «училась вовсе не тому, чему должна была там учиться… Оттого петровская реформа принесла характер измены нашей народности, нашему народному духу… Деспотизм вовсе не в духе русского народа… Он слишком миролюбив и любит добиваться своих целей путем мира, постепенно. А у Петра пылали костры и воздвигались эшафоты для людей, не сочувствовавших его преобразованиям… То самое, что реформа главным образом обращена была на внешность, было уже изменою народному духу… Русский народ не любит гоняться за внешностию: он больше всего ценит дух, мысль, суть дела. А преобразование было таково, что простиралось на его одежду, бороду и т. д.». У русского мужика «неподатливая, упорная, твердая натура».

Время шло, усиливалось крепостное право, высшее общество чаще всего говорило на французском языке, «чужестранный элемент развился в небывалых размерах», «старался забрать в свои руки чуждый ему народ». Чаще всего между образованным обществом и народом возникали отношения, полные лжи и обмана, узкого эгоизма и своекорыстия. Мужик, точно так же выслушивая барина, лжет и обманывает, хотя в своих кругах он честный человек. «До такой степени наше общество разъединилось с народом! – восклицает Достоевский. – История вырыла между им и нами пропасть…» Полтора века образованное общество не думало о развитии нравственного душевного мира простого человека, забывало об этом. И вместе с тем по своим нравственным понятиям образованный человек «не стоит выше мужика, но даже гораздо его ниже». «Где, как не в этом образованном обществе, скрывается такая подлейшая ложь, такой грубый обман, такая нравственная подлость, что ей и названья не найдешь? Образованная ложь всегда выражается в жизни циничнее; тем отвратительней становится она нравственному чувству человека, чем, по-видимому, толще покрыта лаком внешней образованности и прогрессивных понятий. Если бы взяли простого бакалейщика с рынка и он не стал бы понимать, в чем заключается вся суть очаровательной гармонии Моцарта и Бетховена, стали бы вы на него претендовать? Чтобы понимать высшую гармонию звуков, для этого нужно иметь очень развитое ухо; на каком же основании станете вы требовать от полуразвитого уха совершенного понимания высшей гармонии? Ведь это значило бы требовать от яблони апельсинов. И то еще нужно заметить тут, что не всегда верны те наблюдения над простым народом, какие делаются, например, г-ми Успенским и Писемским. Наблюдения над нашим простым мужиком делается, как известно, чрезвычайно поверхностно; глубь-то его душевная упускается, о ней часто и не знают те, которые, по-видимому, вблизи изучают народ, и это опять потому, что мужик не любит весь раскрываться перед господами. Оттого недоверие к бесчестности, глупости мужика не только не бесполезно, а даже обязательно… И от этого раздвоения народа страшно страдают обе его части… Разрозненные с народом высшие классы не подновляются новыми силами – оттого чахнут, ничего не вырабатывают… Без соединения с народом никогда, пожалуй, не удадутся высшим классам и попытки улучшить общественный быт страны. Самая сфера мысли образованного нашего общества приняла характер какой-то условности, потому что в нее не вносится новых, свежих мыслей из массы народной, потому что не являются на умственную арену новые, свежие бойцы… И вот когда у нас будет не на словах только, а на деле один народ, когда мы скажем о себе заодно с народной массой – мы, тогда прогресс наш не будет идти таким медленным прерывистым шагом, каким он идет теперь. Ведь тогда только и можем мы хлопотать об общечеловечном, когда разовьем в себе национальное… Прежде чем понять общечеловеческие интересы, надобно усвоить хорошо национальные, потому что после тщательного только изучения национальных интересов будешь в состоянии отличать и понимать чисто общечеловеческий интерес… Нет, мы разумеем тут истинную национальность, которая всегда действует в интересе всех народов… Таким образом, собственные наши интересы и интересы всего человечества требуют, чтоб мы возвратились самым делом на почву народности, соединились с нашим земством…»

Достоевский предлагает: во-первых, распространить в народе грамотность; во-вторых, уничтожить сословные перегородки; в-третьих, измениться и самим, образованным людям, не махать кулаками и не употреблять для наживы и своекорыстия «французскую вежливость».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза