Читаем Жизнь графа Дмитрия Милютина полностью

Перед отъездом в Восточный отряд Тотлебен долго беседовал с корреспондентом одной из берлинских газет. Тотлебен принял его любезно: теперь можно было высказать давно продуманные мысли и сделать даже некоторые теоретические выводы из «плевенского сидения».

Тотлебен говорил спокойно, доброжелательно и осторожно. Долгие годы военной службы выработали в нем эти качества.

– Когда я приехал сюда, меня постоянно мучила мысль, что Осман может прорваться раньше, чем наши укрепления будут готовы. Я всегда был противником теории, требующей для взятия укрепленных позиций штурма и громадных человеческих жертв. Не я победил Османа, а голод. Но он мог проявиться в своем действительно ужасном и решающем виде только тогда, когда Осман постепенными подступами был так тесно и плотно окружен, как это сделали в конце концов наши траншеи. Плевна показывает, что новейшая оборонительная война приняла совершенно другой характер и имеет бесчисленные преимущества перед наступательной… Брать подобные позиции при страшном действии новейшего огня невозможно, или, по крайней мере, для этого не пришло еще время. От солдат и офицеров, даже самых храбрейших, должно требовать только возможного, но те требования, которые были предъявлены нашим солдатам и офицерам при штурме Плевны, переходили за границы возможности.

Тотлебен говорил не торопясь, внимательно следил за тем, чтобы корреспондент успел записать его мысли. Так было тихо и спокойно, что можно было подумать, что война кончилась. Только сложенные вещи по углам тесной комнатки свидетельствовали о том, что походная жизнь для генерала еще не завершена.

– Мои главные усилия, – тихо продолжал Тотлебен, – были направлены к тому, чтобы в случае вероятного прорыва Османа и в том направлении, которое он примет, было всегда возможно сосредоточить на угрожаемых пунктах необходимое количество войск. Вот посмотрите… – И он показал на карту Плевны, где отчетливо проглядывали малейшие детали сложившейся военной обстановки: рельефные особенности, турецкие и русские позиции, батареи, траншеи, редуты…

– Думаете ли, что при особенно благоприятном стечении обстоятельств Осман мог бы спасти часть своей армии? – спросил корреспондент.

– Нет, – оживился Тотлебен. – Осман сделал вылазку с двадцатью пятью тысячами человек, следовательно, со всеми своими главными силами и с пятью-шестью тысячами человек резерва. Если бы он произвел атаку с половинным числом людей, то могли бы сказать, что причиной поражения послужили недостаточные силы. Осман знал это. Он предпринял блистательную, самоотверженную атаку со всеми своими силами и должен был понести поражение. По моему мнению, большою стратегической ошибкой со стороны Османа было то, что он не попытался пробиться раньше.

А потом уже было поздно надеяться на успех. Мне всегда было непонятно, почему Осман не прорывался, как только взяты были позиции у Телиша. Еще шесть недель тому назад у него были шансы пробиться, если не со всею армией, то по крайней мере с частью ее. Время между тем уходило, и мы безостановочно пользовались им, чтобы все сильнее обложить его. Если позиции, подобные Плевенским, не могут быть освобождены помощью извне, то осажденный, как только убедится в невозможности помощи, должен пробиваться, иначе осаждающий постоянно будет закладывать подобные же непреодолимые укрепленные линии и все сильнее и сильнее забирать противника в свои сети. В конце концов, падение подобной позиции является делом времени и голода.

– Повсюду говорят, что исход войны решен падением Плевны, потому что лучшая оттоманская армия потеряна. Все верят в это, а я не совсем убежден в истинности этого.

– И не верьте этому, – сказал Тотлебен. – Нам не следует пренебрегать должною оценкой сил турок. Я, со своей стороны, убежден, что Турция еще в состоянии оказать нам продолжительное сопротивление. Наши мирные условия: автономия Болгарии, уступка части Армении и пр. – слишком тяжки, чтобы Турция могла принять их теперь же.

Тотлебен и не мог предполагать, что участь кампании уже решена: смелый и отважный переход русских войск через Балканы зимой 1877/78 года ошеломил турок, а взятие шипкинской армии в плен войсками Скобелева, Радецкого и Святополк-Мирского окончательно сломило сопротивление турецких войск. Для осуществления таких наступательных операций русской армии нужны были выдающиеся военные деятели. И под Плевной они показали себя блестящими продолжателями воинских традиций России.

А всему этому предшествовал военный совет при Александре Втором, состоявшейся 30 ноября и решавший дальнейшие события на Балканах. Великий князь Николай Николаевич заговорил об условиях заключения мирного договора с Турцией, которые могут возникнуть в ходе успешных сражений. Милютин давно готовился к этому вопросу, советовался с Нелидовым, Игнатьевым, ему давно хотелось высказать свои соображения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии