Но вся эта парадность как бы отступала на второй план, происходили тайные переговоры между императорами и прусским королем. Совсем недавно Вена приняла решение и разослала его европейским державам, в конце сентября 1853 года было принято такое же решение, что и в Венском послании, на совещании был принят проект, которым Россия, Австрия, Франция и Великобритания гарантируют самостоятельность и независимость Турецкой империи от всяких захватнических притязаний. Слухи смутно доносились из тайных переговоров до Военно-походной канцелярии, но вскоре Милютин понял, что поездка Николая Первого не принесла ему того, что он ожидал, – ни Австрия, ни Пруссия не поддержали его в дележе богатств «больного человека». Более того, Франция и Великобритания потребовали, чтобы Россия увела свою армию из Дунайских княжеств, а союз между Францией и Великобританией стал еще прочнее, уже в открытую начали поговаривать о том, что Австрия уже не помнит о русской армии во главе с Паскевичем, разгромившей венгерских повстанцев и вернувшей Венгрию в лоно Австрийской империи. «Удивила Австрия мир своею неблагодарностью», – часто думал Николай Павлович о своей поездке в Ольмюц и Варшаву, вспоминал две записки князя Варшавского на имя императора на случай войны с Турцией: в одной из них он предлагал переправиться через Дунай, осадить крепости Силистрию, Варну и Шумлу, а во второй предлагал усилить кавказские войска и ударить по Турции, тут же предлагал снять укрепления Черноморской береговой линии; во второй записке, присланной через несколько дней, отказывался от наступательных операций в Европе и настаивал занять крепкую оборону, а наступление усилить лишь в Азиатской Турции. Но даже такое не очень-то уверенное мнение фельдмаршала Паскевича было очень дорого императору, разрывавшемуся от противоречий.
Дорогой Милютин заболел, простудился в открытом экипаже, вынужден был сидеть дома, не смог даже выразить соболезнование военному министру князю Долгорукову, только что похоронившему жену. А вскоре заболел двухлетний сын Николай, несколько дней мучил его припадок удушья, гортанная одышка, болезнь в то время неизлечимая, страдания сына больно ударили еще больного Дмитрия Алексеевича. Сын умер, это была первая потеря в семье, Наталья Михайловна сама вскормила его и очень полюбила, смерть сына надолго омрачила жизнь Милютиных. Не менее горько судьба ударила Евгения Михайловича Понсэ. Турецкие солдаты напали на русского офицера, произошла схватка, стреляли друг в друга, раненый офицер замертво был брошен недалеко от турецкой границы. Счастливая случайность сохранила ему жизнь, его доставили в Александрополь, выходили, и 10 октября Милютины получили от него письмо, в котором он подробно рассказал о случившемся с ним приключении.
Дмитрий Алексеевич вспоминал с удовольствием о своей поездке с императором, порой любовался на орден Железной короны 2-й степени, полученный от австрийцев за участие в переговорах. Приобрел какой-то организационный опыт, несколько раз был удостоен разговором с самим Николаем Павловичем, был представлен австрийскому императору и его важным сановникам, в том числе и министру иностранных дел Австрии графу Боулю, с именем которого ему долго придется сталкиваться. Приобрел хороших товарищей в Военно-походной канцелярии – статского советника Николая Федоровича Шауфуса и Андрея Николаевича Кирилина, «личности симпатичные, с которыми я скоро сошелся и мог проводить без скуки свободное от занятий время. Мы все трое, почти одинаково, были заняты не столько работой, сколько беготней, участием в разных торжествах, а в особенности в ожидании тех моментов, которые наше начальство могло урывками посвящать делам. Для меня нелегко было выносить такой образ жизни после 8 лет спокойной кабинетной работы», – писал в воспоминаниях Милютин.
Да еще месяц тому назад, в начале сентября, в Москве, провел в кругу своей семьи и друзей несколько прекрасных дней: обедал у тетки Елизаветы Николаевны Киселевой, побывал на даче у тетки Александры Дмитриевны Нееловой, урожденной Киселевой, а самое главное – два вечера провел с Василием Петровичем Боткиным и Тимофеем Николаевичем Грановским, «в обществе московских профессоров и литераторов».
Крайне обострился вопрос о Дунайских княжествах: Англия и Франция требовали немедленно освободить их, а Николай Первый отвергал их дерзкие предложения, предлагая продолжить дипломатические переговоры…
Дмитрий Алексеевич был очень удивлен последующими событиями: Россия не готова к войне, было несколько пехотных корпусов, более или менее снабженных военным имуществом, обмундированием, продуктами, а все другие войска нуждались в серьезных приготовлениях к длительным военным действиям, а император Николай считал, что он может, как в давние времена, диктовать свою волю.