Жизнь графа Дмитрия Милютина

Много разговоров в свете ходило вокруг этих назначений… Ведь около пятидесяти лет иностранными делами в России занимался немецкий еврей, граф Нессельроде, поклонник Меттерниха, проводник всех его идей, а кто окружал его – сплошные немцы, родственники богатых европейцев, ни один секрет невозможно было сохранить, чуть что, а западные газеты тут же подхватывают то, что вчера было государственной тайной России, и тайна становится известной всему свету. Еврей, конечно, крещенный, но в лютеранскую веру, и так и не перешедший в православную…

Новый военный министр благосклонно отнесся к Милютину, но тут же в разговоре подчеркнул, что будет заниматься хозяйственными делами министерства, за время войны столько образовалось прорех, что на должность директора он назначит человека, сведущего в хозяйственных делах, вскоре он и появился – тайный советник Максим Максимович Брискорне, шестидесятивосьмилетний старик, от которого большого вклада в преобразование Военного министерства ждать не приходилось, хотя он прослыл дельным и умным человеком в Государственном контроле.

Была еще одна должность в министерстве – директора Департамента иррегулярных войск, которая упоминалась в разговоре военного министра с Милютиным, но и на эту должность вскоре нашелся подходящий человек – генерал Веригин. И другие подходящие должности в министерстве были распределены, а прежняя должность быть всегда при военном министре вроде консультанта и советника тоже была без надобности, и Милютин подал прошение о длительном отпуске, наконец-то он будет свободен от всех своих военных должностей, он снова будет заниматься военно-историческими работами, снова будет писать: «С чистой совестью удалился от бюрократической суеты и возвратился к той тихой, скромной деятельности писателя, в которой прожил так счастливо восемь лет перед войной» – так заканчивал Милютин одну из глав своих воспоминаний.

Летом 1856 года в Петербург приехал Юрий Самарин и сразу окунулся в круг своих близких друзей и единомышленников, он встречался с Карамзиными, Одоевским, Николаем Милютиным, Головниным, все они были близко знакомы с великой княгиней Еленой Петровной, которая тотчас же прочитала записку Юрия Самарина о крепостном праве и широко распространила ее в придворном мире, прочитал ее великий князь Константин Николаевич, спрашивал о ней Александра Второго, который тоже заинтересовался запиской.

Николай Милютин передал записку Юрия Самарина Дмитрию Милютину, который прочитал ее и надолго задумался.

Вскоре, получив распоряжение Александра Второго об увольнении в отпуск и царское вознаграждение за труды, Милютин вместе со всей своей большой семьей отбыл на двух экипажах «в спокойное, комфортабельное убежище» в мызе Никольское, недалеко от Новгорода. Вскоре со всеми познакомились, дети бегали в саду или в ближней роще, на реке – купальня, паром, всей семьей в экипаже путешествовали по окрестностям… И как-то очень быстро Милютин отошел от всех самых актуальных дел недавнего прошлого, лишь давняя забота о Кавказе часто всплывала у Дмитрия Алексеевича, последние встречи с князем Барятинским, то Милютин давал ему свои записки о Кавказе, то Барятинский давал ему свои записки, и много сходного было в их решениях по Кавказу, многое отличалось в их предположениях от того, что замысливал наместник Кавказа генерал Муравьев, в проектах которого было множество явных неудобств и даже несообразностей. Об этом и написал Милютин в своей записке Александру Второму… И лишь порой вспоминал о своей деятельности при военном министре в качестве советника и составителя разнообразных записок о текущих военных делах и предложениях. Лишь иногда всплывал в его памяти князь Василий Андреевич Долгоруков, которого не раз при нем ругали за небрежность и, главное, за несамостоятельность в своих приказах. Но разве князь руководил министерством? Разве не был он простым докладчиком при Николае Первом, а все распоряжения исходили от императора? Иной раз советником царя бывал князь и фельдмаршал Паскевич, но он был далеко, в Варшаве, писал свои записки и письма, но многое ли там можно было изложить, а Долгоруков каждую минуту мог быть у императора…

Странное дело в недавних событиях, думал Милютин, гуляя по саду, – делал один, а отвечает другой… Долгорукова обвиняли в несовершенстве тогдашней армии, в плохой системе резервов, в недостатке пороха, в плохом вооружении… А князь Долгоруков – человек с высоким чувством долга, чуткий к общественному мнению, – благородно принял на себя все невзгоды недавней войны, не искал виновных, а все взял на себя… Сотрудники Военного министерства с сожалением расставались с Долгоруковым, он был всегда спокоен, сдержан, вежлив… А на прощание с Милютиным представил его к очередному ордену. Император наградил его на Пасху Станиславской лентой, вне очереди, ведь только в прошлом году он получил орден, а тут всего лишь через год – второй, хотя установленный двухлетний срок между последовательными наградами строго соблюдался… Вот вам и министр…