Жизнь Греции. История цивилизации

Останки этой цивилизации слишком фрагментарны, чтобы дать нам картину столь же отчетливую, как те, что вырисовываются на развалинах Крита или в поэзии Гомера. Жизнь на материке была чуть ближе к охотничьей стадии, чем на Крите. Кости оленей, диких кабанов, козлов, овец, зайцев, быков и свиней среди микенских отходов — не говоря уже о рыбьих костях и морских ракушках — свидетельствуют о враждебном критской талии, почти гомерическом аппетите. То тут, то там археологические находки говорят о причудливом сосуществовании «древних» и «новых» форм — обсидиановые наконечники стрел соседствуют с полым бронзовым сверлом, использовавшимся, по-видимому, для проделывания в камне штыревых отверстий[85].

Промышленность была здесь менее развита, чем на Крите; на материке нет и следа промышленных центров, подобных Гурнии. Торговля росла медленно, так как на морях бесчинствовали пираты, в том числе и микенские; цари Микен и Тиринфа поручали критским художникам вырезать для них на вазах и кольцах гордую летопись их пиратских успехов[86]. Для защиты от других морских разбойников они строили свои города в глубине суши, достаточно далеко от моря, чтобы уберечься от внезапного нападения, и достаточно близко, чтобы быстро сесть на свои корабли. Лежавшие на пути из Аргосского залива к Коринфскому перешейку Тиринф и Микены занимали позицию, выгодную как для того, чтобы грабить торговцев феодальными пошлинами, так и для того, чтобы от случая к случаю отправляться в пиратские набеги. Видя, как Крит богатеет благодаря упорядоченной торговле, Микены поняли, что пиратство — как и его цивилизованный отпрыск, таможенные поборы — душит коммерцию и ведет к интернационализации бедности; они провели реформы и позволили пиратству плавно перетечь в торговлю. К 1400 году их торговый флот был достаточно силен, чтобы сокрушить морскую мощь Крита; отказавшись переправлять свои товары в Африку через этот остров, они стали посылать их прямиком в Египет; возможно, это и было причиной (или следствием) войны, завершившейся разрушением критских твердынь.

Богатство, выросшее благодаря этой торговле, не сопровождалось сколько-нибудь адекватным ростом культуры. Греческая традиция гласит, что пеласги узнали алфавит от финикийских купцов. В Тиринфе и Фивах было найдено несколько кувшинов с нанесенными на них непонятными значками, однако не было открыто ни глиняных табличек, ни надписей, ни документов; вероятно, когда Микены решили стать грамотными, они воспользовались недолговечными писчими материалами, как и критяне в последний период своей истории; поэтому ничего не сохранилось. В искусстве микенцы точно следовали критским образцам, что заставляет археологов подозревать критское происхождение наиболее видных микенских художников. Но когда критское искусство переживало упадок, на материке вовсю процветала живопись. Декоративные узоры на фризах и карнизах относятся к числу перворазрядных и продолжают существовать еще в классической Греции, а сохранившиеся фрески свидетельствуют об обостренном чувстве движения и жизни. Дамы в ложе — это ослепительные вдовушки, которые в своих ничуть не вышедших из моды платьях и прическах были бы украшением любого оперного променада; в них больше жизни, чем в исполненных высокомерного достоинства Дамах на колеснице, выехавших на послеполуденную прогулку в парк. Еще лучше Охота на вепря — фреска из Тиринфа: вепрь и цветы неубедительно традиционны, неправдоподобные розовые псы обезображены стилизованными алыми, черными и голубыми пятнами, а задняя часть стремительно несущегося вепря конусообразно сужается, походя на некую красотку на высоких каблуках, быстро выбегающую из своего дворцового будуара; и тем не менее охота — подлинна, вепрь доведен до отчаяния, собаки проворно летят по воздуху, и человек — самый сентиментальный и страшный из всех хищников — стоит, держа наготове свое смертоносное копье[87]. Из этих примеров можно заключить, что микенцы жили активной физической жизнью, что женщины их были красивы гордой, а дворцы — живой красотой.