Жизнь Греции. История цивилизации

Только настойчивое воображение или талант наблюдателя позволяют понять, что значит для нации смерть ее традиционной религии. Классическая греческая цивилизация была построена на патриотической приверженности городу-государству, а мораль классического периода, хотя и коренилась скорее в народной традиции, а не в религии, многократно усиливалась верой в сверхъестественное. Но теперь в образованном греке не было ни веры, ни патриотизма; империи стерли привычные государственные границы, а рост знания обеспечил секуляризацию морали, брака, родительских обязанностей и права. На время Периклово Просвещение способствовало улучшению нравственности, как то было и в Европе Нового времени; развилось гуманистическое мироощущение и возникли — без всяких, впрочем, последствий — сильные антивоенные настроения; все чаще споры между городами и людьми решались третейским судом. Манеры стали более изысканными, дискуссии — более любезными; как и в средние века, правила учтивости просачивались из дворцов царей, где они были вопросом личной безопасности и монаршего престижа, в более широкие слои населения; когда придут римляне, греки будут поражены их дурными манерами и грубыми нравами. Жизнь становилась более утонченной; женщины вращались в ней свободнее, чем прежде, поощряя мужчин на непривычную элегантность. Мужчины теперь брили бороды, особенно в Византии и на Родосе, где этот обычай был запрещен законом как изнеженность[2126]. Но взрослые представители высших классов были поглощены погоней за удовольствиями. Старинная задача этики и морали — примирить прирожденный эпикуреизм индивидуума с необходимым стоицизмом государства — не находила решения в религии, политике или философии.

Распространялось образование, но слой, на который оно опиралось, был тонок; как и во все интеллектуальные эпохи, оно придавало большее значение знанию, чем характеру, и производило массы полуобразованного народа, который, будучи оторван от работы и от земли, вечно недовольный и неприкаянный, болтался, подобно непривязанному грузу на корабле государства. Некоторые города, такие, как Милет и Родос, основали общественные, т. е. поддерживаемые государством, школы; на Теосе и Хиосе девочки и мальчики воспитывались вместе, с той непредубежденностью, которую прежде выказывала одна Спарта[2127]. Гимнасий развился в высшую школу, или колледж, с комнатами для занятий, лекционным залом и библиотекой. Палестра процветала и приобрела популярность на Востоке, но общественные игры выродились в соревнования профессионалов, главным образом кулачных бойцов, где сила ценилась выше ловкости; греки, бывшие когда-то нацией атлетов, стали нацией зрителей, довольствующихся не действием, но созерцанием.

Половая нравственность была распущенной даже в сравнении с весьма вольными стандартами Перикловой эпохи. Гомосексуализм по-прежнему пользовался популярностью; юный Дельфис «влюблен, — говорит Симайфа у Феокрита, — но не знаю, в женщину или в отрока»[2128]. Как и встарь, царила гетера: Деметрий Полиоркет взыскал с афинян подать в двести пятьдесят талантов (750 000 долларов), а затем отдал эти деньги своей любовнице Ламии на том основании, что они нужны ей на мыло; разгневанные афиняне не преминули огрызнуться: неужто она такая грязнуля?[2129] Пляски обнаженных женщин были в порядке вещей и исполнялись в присутствии македонского царя[2130]. Афинская жизнь изображалась в пьесах Менандра как круговорот пошлости, обольщения и прелюбодейства.