Жизнь Греции. История цивилизации

«Царь Лидийский! Нам, эллинам, бог дал способность соблюдать во всем меру; а вследствие такого чувства меры и ум нам свойствен какой-то робкий, по-видимому, простонародный, а не царский, блестящий. Такой ум, видя, что в жизни всегда бывают всякие превратности судьбы, не позволяет нам гордиться счастьем данной минуты и изумляться благоденствию человека, если еще не прошло время, когда оно может перемениться. К каждому незаметно подходит будущее, полное всяких случайностей; кому бог пошлет счастье до конца жизни, того мы считаем счастливым. А назвать счастливым человека при жизни, пока он еще подвержен опасностям, — это все равно что провозглашать победителем и венчать венком атлета, еще не кончившего состязания; это дело неверное, лишенное всякого значения»[414].

(Перевод С. И. Соболевского

)

Это восхитительное описание того, что греческие драматурги подразумевали под hybris — дерзостным преуспеянием; от него веет эклектической мудростью Плутарха; мы можем только сказать, что Плутарх изложил это предание лучше Геродота и что оба рассказа, по-видимому, относятся к жанру фиктивных диалогов. Смерть Солона и Креза самым очевидным образом подтвердила скептицизм этой проповеди. Крез был низложен Киром в 546 году и (если переложить Геродота на язык Данте), бедствуя, со слезами вспомнил о счастливом времени своего величия и откровенном предостережении грека. Солон, вернувшийся умирать в Афины, застал ниспровержение своей конституции и установление диктатуры, уверившись в мнимой тщетности всех своих трудов.

4. Диктатура Писистрата

После его отъезда из Афин конфликтующие группировки, которые он укротил на целое поколение, возобновили естественную игру политики и интриги. Как и в страстные дни Французской революции, за власть боролись три партии: «прибрежные» (паралы), возглавляемые портовыми купцами; «равнинные» (педиеи), предводительствуемые богатыми землевладельцами, которые ненавидели Солона; и «горные» (диакрии), состоявшие из крестьян и городских наемных работников, все еще жаждавших передела земли. Как Перикл сто лет спустя, Писистрат — аристократ по происхождению и состоянию, манерам и вкусам — взял на себя руководство простонародьем. Однажды в народном собрании он показал рану, утверждая, что ее нанесли враги народа, и просил о личной охране. Солон возражал; зная хитрость своего родственника, он подозревал, что рану нанес себе сам Писистрат и что личная охрана откроет ему путь к диктатуре. «Мужи афиняне, — предостерегал он, — одних из вас я мудрее, других — храбрее: мудрее тех, кто не понимает коварства Писистрата, и храбрее тех, кто все сознает, но из страха молчит»[415]. Тем не менее собрание проголосовало за то, чтобы Писистрата сопровождал отряд из пятидесяти телохранителей. Писистрат собрал не пятьдесят телохранителей, а четыреста, захватил Акрополь и провозгласил диктатуру. Солон, сообщив афинянам, что, по его мнению, «каждый из вас по отдельности шествует поступью лиса, но все вместе вы — стадо гусей»[416], вывесил оружие и щит за дверь в знак отказа от политической деятельности и посвятил свои последние дни поэзии.

Богатые «прибрежные» и «равнинные» на время объединили свои силы и изгнали диктатора (550). Но Писистрат тайно заключил мир с «прибрежными» и, вероятно, не без их соучастия возвратился в Афины при обстоятельствах, которые, казалось, подтверждают суждение Солона о коллективном разуме горожан. Статная красавица, облаченная в доспехи и наряд городской богини Афины, гордо восседая на колеснице, ввела в город войско Писистрата, в то время как глашатаи объявляли, что сама богиня-покровительница Афин возвращает его к власти (550). «Горожане, совершенно уверенные в том, что женщина и есть настоящая богиня, — говорит Геродот, — пали перед ней ниц и приняли Писистрата назад»[417]. Вожди «прибрежной» партии вновь обратились против него и изгнали его вторично (549), но в 546 году Писистрат снова возвратился, разгромил высланное против него войско и на этот раз утвердил свою диктатуру на девятнадцать лет, в течение которых мудрость его политики почти искупила его колоритную неразборчивость в средствах.