Жизнь и бизнес честного лоха в современной России

Где-то совсем рядом послышался собачий лай, и снова мне почудилось, что меня зовёт Урсула. Я поспешила на зов и, пройдя метров пятьдесят, подошла к воротам настоящего дворца. Однако ограда требовала ремонта – несколько металлических прутьев срезаны, от чего в заборе образовалась довольно широкая лазейка. Не думая об опасности незаконного вторжения на территорию частной собственности, я протиснулась через щель и очутилась в дизайнерском саду, в котором было всё – клумбы, композиции из подстриженного кустарника, каменные горки, статуи, фонтаны и декоративные водоёмы. Из глубины сада снова послышался знакомый лай.

– Урсула! – позвала я и вдруг увидела на дальней каменной горке что-то чёрное и пушистое. – Урсула!

У меня закружилась голова, и во избежание падения я была вынуждена опуститься на мокрую траву. На секунду закрыла глаза, а когда открыла, увидела перед собой огромного чёрного кота породы «мейн-кун». Он смотрел на меня с недоумением, но без страха, очевидно сразу признав во мне друга кошек.

– Мадам, Вам плохо? – ко мне бегом направлялся мужчина средних лет в ярком спортивном костюме.

– Простите за вторжение – я ищу свою собаку. Это чёрная девочка чау по кличке Урсула. Мне показалось, что я слышала её лай.

– Это мог быть только мой сенбернар Гранд, добрейшее существо, которого грабители по неведению принимают за гибрида кавказской овчарки – московскую сторожевую…

Мужчина проводил непрошеную гостью до ворот, за которыми меня поджидали вовремя подоспевшие Кристина и Олег. Судя по их усталому виду, вся эта история им обоим уже порядком надоела. Так что с их стороны вполне логично было предложить мне вернуться домой, перекусить и ещё раз обдумать, стоит ли гнать машину до границы Московской и Владимирской областей и совершать поход по непроходимым для автотранспорта лесистым берегам реки Киржач. Но я настаивала на своём.

Нам повезло – за пределами Балашихи пробка чудесным образом рассосалась, и через полтора часа голодные, измученные, но с чувством выполненного долга мы подошли к берегу красивой извилистой реки. Идти было трудно – повсюду упавшие деревья, коряги, бурелом. Небо по-осеннему серое и неприветливое. Ночью первый снег опушил ветви и опавшую листву, и теперь порывистый холодный ветер горстями швырял брызги в лицо. Неожиданно тишину безлюдной местности пронзил полный страдания нечеловеческий крик. Через какое-то время крик повторился, и было в нём столько боли и безысходности, что бигль и вся наша троица во главе с Олегом начали напролом пробираться к источнику звука.

– А вдруг это действительно раненный медведь или взбесившаяся собака?

Заданный Кристиной вопрос заставил на секунду замедлить шаг. Воспользовавшись тем, что о нём забыли, бигль перемахнул через загородивший тропинку ствол старого дуба и с глухим лаем помчался вперёд. Лай становился всё громче, затем послышался визг испуганной собаки. За голыми ветвями осин теперь хорошо просматривался чёрный зверь с пышной как у льва гривой. Вокруг него, подбадривая себя громким лаем, юлой вертелась Влада.

– Это же тибетский мастиф! – я первой идентифицировала «зверя». Да ещё какой! Два года назад похожего на большого чау мастифа в Китае продали за миллион долларов.

Поначалу показавшаяся огромной собака встала, потянулась и спустилась с усыпанного жёлто-коричневыми листьями пригорка. Выглянувшее из-за туч солнце в одно мгновение преобразило лес и осветило длинношерстного мастифа, совсем не такого крупного, каким его восприняли при первом осмотре. Как он был похож на Урсулу! Но её лицо я узнала бы из тысячи собачьих морд. А это был кобель с невероятно красивой, но чисто по-мужски, головой. Мы почти одновременно достали из кармана лакомство – Кристина протянула собаке ломтик сырокопчёной еврейской колбаски, Олег – кусочек сыра, а я – говяжью печёнку. С грозным рычанием отвергнув сыр и колбасу, кобель повернул голову и принюхался к исходящему из моей ладони аромату.

– На, возьми, ешь, миленький, – я положила печёнку на крупный кленовый лист, и, когда кобель наклонил голову, легко застегнула ошейник.

На более светлом подшёрстке во многих местах были следы свежей крови, но при ближайшем рассмотрении раны оказались неопасны – несколько глубоких царапин. Я похвалила себя за предусмотрительность – в кармане перекись, йод, вата, флакон гаммавита и шприц. Я не раз убеждалась в том, что вовремя сделанный укол существенно улучшал как психическое, так и физическое состояние животного.

У кобеля была потрясающе привлекательная мордочка, почти такая же, как у самоедской лайки Бони, – высшая похвала в устах Кристины. И, в отличие от Урсулы, он, казалось, был счастлив встрече с людьми. Конечно, такую породистую собаку могли искать, но с первого взгляда я поняла, что не отдам Ламу – я с ходу придумала собаке это простое и многозначительное имя. В конце концов, шансов на выживание в этой глуши у него практически не было, раны могли начать гноиться, да и клещи вдруг активизировались – зоркая Кристина сняла с Ламы не меньше пяти кровососов.