Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

Ядро имеет свои преимущества: оно рикошетирует как камешек, пущенный мальчишкой, и канонирам сходит с рук неточность наводки по дальности. Инерционный воспламенитель оперенной бомбы срабатывает при первом ударе о воду. Шансы поразить маленькую верткую чайку слишком малы, - разве на такой дистанции, что пришлось бы опасаться собственных осколков. Сорокавесельная галера - вот это прекрасная мишень. Клубы порохового дыма вспухают на ее боках, взрывы кромсают фальшборт... Есть попадание в гребную палубу! Часть весел по левому борту бессильно плюхается в воду. Судно теряет ход, постепенно разворачиваясь. Гребцы не виноваты, им просто не повезло. Следующая бомба сбивает тяжелую пушку на баке. Молодцы! Надо запомнить, чей выстрел. У меня почти нет опытных канониров, и орудия наводят ученики артиллерийской школы, большей частью - безусые юнцы. Эта кампания им вместо экзамена.

Гранаты летят на палубу, кованые кошки впиваются в галерный борт. Как ни старайся, все не продумаешь: надо бы казачьи сабли на такой случай. Винтовка со штыком для абордажного боя мало пригодна. Но турки, похоже, оглушены. Серьезного сопротивления не оказывают.

Приказываю рулевому обогнуть захваченное судно. В сотне сажен левее добивают еще одну каторгу. Наши тоже две... нет, три лодки разбито, соседние подбирают с воды солдат. Таким скорлупкам одного ядра с лихвой хватает. Прямо по курсу галера с поврежденной кормой пытается выйти из-под огня. Не получится: ее явно догоняют. Много дальше, уже вне досягаемости, уходят остальные турки и несколько уцелевших запорожских чаек. Те, кто держался в тылу.

Бой идет сам по себе, без моего вмешательства. Сейчас оно, скорее всего, излишне. Все, что следовало, я сделал до баталии и в начале ее, теперь надо просто не мешать людям драться. Когда залпы умолкают, распоряжаюсь вернуться на Томаковку: надо исправить повреждения, оставить под надежной охраной трофеи и пленных, наконец позавтракать. Неприятель появился так рано, что котлы с кашей пришлось бросить на берегу.

Вот только захваченные галеры могли отбить аппетит даже у бывалых воинов. Запах от них... Истинно - дух рабства. В нашей армии, по утвержденному государем регламенту, солдатский нужник используют два дня (до Прута было три), потом закапывают и устраивают новый. У турок гребцы прикованы, а дерьмо за ними убирают... Не знаю, наверно - когда мешает грести. Прошу простить за неприглядные подробности. У нас на веслах солдаты, и такого безобразия нет, хотя люди тоже не свободные. Неволя имеет множество градаций. Вот однажды знакомый мне по нарвской осаде генерал-майор Гинтер предложил царю во избежание побегов ставить рекрутам клеймо на лице каленым железом. Как ни мало уважения имел Петр к правам и достоинству подданных, сию пропозицию не одобрил и весьма недоволен был выдумкою просвещенного европейца, хотя круговую поруку под кнутом и кандалы использовать не стеснялся.

Кстати, кандалы, с гребцов снятые, тут же пригодились для пленных. Пока мои слесари и кузнецы возились с цепями, Ефим Мордвинов попытался решить судьбу их бывших носителей.

- Александр Иваныч, нам на осадные работы люди понадобятся...

Я посмотрел на чудовищно грязную разноязыкую толпу. Наверно, все народы, обитающие вокруг Черного моря, в ней были - и не только, вон даже негры есть. Каждое племя норовит собраться отдельной кучкой. Больше всего, конечно, наших малороссиян. Тут же болгары или сербы, речь звучит похоже на русскую, но понять трудно. А это явно греки: хотя их язык я не осилил, на слух узнаю. В стороне, под большим деревом - не знаю, кто такие. Черкесы или грузины, наверно. Интересно, турок за преступление может на галеру попасть? Теоретически их религия запрещает держать единоверцев в рабстве, но это не всегда соблюдается...

- Толмача сюда.

Мода говорить голландским или немецким наречием не вышла пока за пределы царского двора. Из чужих языков в России лучше всего знают татарский. С турками (или их рабами) на нем тоже можно объясниться.

- Ефим! Объяви, а кто не знает по-русски - пусть толмач переведет, что я им всем даю волю. Кто хочет остаться с нами, в нестроевой команде или в рабочей слободке под Богородицком, тех будем кормить по солдатскому рациону. Остальных угощаем сегодня, перевозим на берег - и прощай.

- Господин бригадир, пропадут же! Куда им идти?!

- Их дело. Вижу, ты хочешь всех забрать...

- А что плохого?

- Из одной неволи - в другую... Сами пускай решают. Мне надо за себя долг отдать.

- О чем ты, Александр Иваныч? Какой долг, кому?

- Хрен его знает, кому. Богу, наверно. Делай, как я сказал!

- Будет исполнено!

Звон железа заставил меня обернуться. Только что закованный турок - судя по холеной бороде, не рядовой матрос, - бросившись ниц в нескольких шагах, что-то кричал по-своему.

- Чего ему надо? Ну-ка, переведи.

- Господин бригадир, он хочет сказать русскому паше... Виноват - вам хочет сказать что-то важное по военной части.

- Пусть говорит.

- Он просит его расковать и отпустить на волю за это.