Я был настолько расстроен провалом своего последнего плана, что чистосердечно рассказал, как собирался сделаться язычником, чтобы в аду оказаться рядом с дорогими мне людьми. Где же теперь в загробном мире искать их?
Мой собеседник посмотрел на меня внимательно и с интересом. Примерно как на диковинного зверя, привезенного из самых глубин Африки. Видимо, увиденное ему понравилось, потому что он улыбнулся и, еще понизив голос, сказал:
- А ты уверен, что загробный мир устроен так, как представляет его твоя тетушка? Или приходский священник?
- А как?
Профессор пожал плечами:
- Ignoramus. Откуда ты знаешь, что ад вообще есть?
- А разве в Писании...
- Где именно в Писании, в какой книге?
- Ну... я не знаю...
- Я тоже не знаю. Мы не знаем, насколько буквально надлежит понимать некоторые слова Писания и в какой степени они представляют риторические фигуры. Если кавалер скажет даме, что его сжигает пламя страсти, она выльет на него ведро с водой? Адское пламя - это настоящий огонь или аллегория мук совести, как некоторые считают?
- А кто так считает?
- Неважно. А если огонь - настоящий, вещественный, телесный, то как он может жечь бестелесные субстанции, именуемые душами? Можно ли шпагой изрубить на части воздух?
- Н-н-у-у-у... а куда же тогда идут грешные души после смерти?
- Умрем - узнаем. Но ведь тебя интересует дух Цезаря?
- Да!
- С Цезарем просто. Ты разве не чувствуешь, что его дух живет в тебе?
- Во мне!?
- И в других людях тоже. Во всех, кто его любит и следует его путем. И будет жить, пока они живут.
Он говорил со мной совершенно как со взрослым, но в его устах сложнейшие вопросы, вызывавшие вековые споры ученых богословов, оказывались понятными даже ребенку. Общепринятое становилось абсурдным, бесспорное - невозможным. Как могут люди верить во всемогущего, всеблагого и бесконечно милосердного Творца - и изображать его содержателем пыточного застенка? За что ему наказывать людей - за их несовершенства? Но ведь Он мог создать нас безупречными! Виноват злой дух? Но если Творец всемогущ, зачем Он его не уничтожит? Или Он этого все же не может? Или не хочет?
Туча таких вопросов теснилась у меня на языке, когда стали подавать десерт и тетушка уже прямо велела пойти присмотреть за ее 'младшеньким' - настоящим разбойником четырех лет отроду. Однако профессор перебил хозяйку:
- У меня слабое зрение. Нужен помощник, чтобы вслух читать латинские книги. Пойдешь ко мне на службу?
Теперь он говорил по-итальянски. И, повернувшись почему-то к тетушке, добавил:
- Я буду тебе платить.
Пока будущий помощник растерянно хлопал ресницами, соображая, кому из нас собирается платить почтенный синьор, обрадованная тетушка успела расписать нанимателю мои достоинства в столь преувеличенном виде, что впору было провалиться сквозь землю от стыда, и лишь бесцеремонное детское любопытство удержало меня от поспешного бегства. Оставшись, я узнал, что профессор предлагал за мои услуги два сольдо в день, хозяйственная Джулиана просила пять, но после резонного аргумента, что за пять и взрослого помощника можно найти, согласилась на три. При этом жить и столоваться мне надлежало по-прежнему у нее, приходя к хозяину лишь для работы.
- Вот и прекрасно. Завтра зайду за тобой.