Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)

«Настал час испытания и подвига нашего... есть ли в вас Христос? Где вера ваша? Если вы не паши, то идите скорее ко врагам, а мы сплотимся и будем работать. В чем работа? Первое, что надо сделать: восстановить порядок, дисциплину, ответственность. Не признающий нашей дисциплины (канонов) есть внутренний враг, вреднейший внешнего, долой из нашей среды — живи вне своими законами. Не бойтесь малое стадо, только бы вы ходили по истине, только бы вы были Христовы» (239).

Затем епископ подробно излагает основные обязанности пастырей и общинного руководства в деле организации церковно-приходской жизни, а в разделе «О подготовке церковного общества» рассуждает о том, что

«постоянная обработка общественного мнения должна раскрывать Евангельские начала в приложении их не только к будущей, но и к настоящей земной жизни», чтобы уже сейчас «на практике осуществлять задания Евангелия».

«Все эти задачи, — поучает епископ, — может разрешить пастырь только, а общество церковное вместе с ним», ибо от проведения в жизнь евангельских заветов «самим обществом зависит самое существование Церкви в будущем. Даже для слабо верующих будет не все равно, будет ли Церковь через пятьдесят лет только кучкою молящихся или организациею с общеполезными заданиями, осуществляющею в условиях культурного быта животворящие заветы Христа.

К делу пастыри, к делу верующие!» (239).

По освобождению из заключения патриарх Тихон одобрил работу уфимских епископов во главе с еп. Андреем

97

и утвердил все совершенные хиротонии.

4

Интересы и работа еп. Андрея не ограничивались рамками Уфимской автокефальной епархии, ибо он не переставал чувствовать себя архиереем Русской Православной Церкви и характерной иллюстрацией к определению позиции владыки является рассказ о событиях на северо-западе страны, в коих он принял деятельное участие.

Воскресенский монастырь — Макарьевская пустынь — в 20-ти километрах от станции Любань Новгородской епархии во главе со своим настоятелем архим. Кириллом стойко сопротивлялся всесокрушающему в епархии обновленчеству. Однако в среде братии в конце 1922 года нашлись два монаха, которых не удовлетворяло даже строгое православие настоятеля и они обвинили архим. Кирилла в тайном пристрастии к расколу обновленчества. Пламенные речи сотрясали стены обители, где велись горячие споры до тех пор, пока в дело не вмешался глава Петроградской автокефалии еп. Николай (Ярушевич), оправдавший архимандрита и наказавший «мятежных фанатиков-монахов запрещением в служении» (280 а, 342). Еще до революции архим. Кирилл был уважаем верующими севера страны и пользовался всероссийской известностью. Одним из его почитателей был еп. Андрей. Так как еп. Николай вскоре был арестован и Макарьевская пустынь являлась единственным в Новгородской епархии очагом «тихоновщины» в окружении обновленческого раскола, необходимо было придать ей авторитет и значимость в глазах верующих. Еп. Андрей предложил архимандриту стать епископом, на что последовало согласие. И в 1923 году владыка Андрей тайно хиротонисал настоятеля во епископа Любанского, викария Новгородской епархии.

Правильность хиротонии можно было бы назвать сомнительной — и впоследствии еп. Андрей неоднократно подвергался нареканиям и прямым осуждениям многих за подобные действия. Во-первых, хиротония совершилась

98

«посторонним» архиереем для чужой епархии; во-вторых, произвольно учинялось новое викариатство и, наконец, тайное посвящение не было в обычае русского православия. Однако, «Святейший патриарх Тихон при проверке хиротоний, совершенных еп. Андреем и другими епископами, его хиротонию признал привильною» (283, 82).

Так же решительно еп. Андрей вмешался в церковные дела Средней Азии, куда он был сослан в 1923 году. Некоторые сведения о его пребывании там мы можем получить из мемуаров архиеп. Симферопольского Луки (Войно-Ясенецкого), продиктованных в 1946 году. Описывая события 1923 года, владыка Лука :

«Из Ашхабада в Ташкент был переведен ссыльный Уфимский епископ Андрей Ухтомский. Незадолго до своего ареста и ссылки с Среднюю Азию он был в Москве, и Патриарх Тихон, находившийся под домашним арестом, дал ему право избирать кандидатов для возведения в сан епископа и тайным образом устраивать их хиротонии. Приехав в Ташкент, преосвященный Андрей одобрил избрание меня кандидатом во епископа собором Туркестанского духовенства и тайно постриг меня в монахи в моей спальне и направил меня в таджикский городок Педжикент, отстоявший верст за 90 от города Самарканда. Он говорил мне, что хотел дать мне имя целителя Пантелеймона, но когда побывал на литургии, совершенной мною, и услышал мою проповедь, то нашел, что мне гораздо больше подходит имя Апостола, Евангелиста, врача я художника Луки.