Жизнь и книга (СИ)

Что ни говори – коротко северное лето. Весь июнь ходишь в шапке, июль пронесется – и снова холод, ветер, волна на реке и та же шапка на голове. В июне еще весна, еще падает вода, обнажая кусты, слоисто-полосатые от того, что каждый ее уровень оставляет свою полоску ила. Еще вчера всю ночь дул северный ветер, грохотал шершавой волной трехкилометровый Енисей и горело кристальной рыжиной прозрачное северное небо, а сегодня сменился ветер и зажарило нестерпимо солнце, задрожал воздух над раскаленными камнями и настало – вдруг – лето. На следующий день уже под сорок жары. Что поделаешь, климат континентальный, не знает погода меры – холод так холод, жара так жара. Загудели, заныли комары, за один день вылетели и не дают жизни ни людям, ни собакам, ни скотине. В поселке еще хорошо, сдувает их ветерком, а в тайге никуда не денешься, только и спасаешься дымокуром и марлевым пологом, без которого не заснешь в это время. Натянул полог, залез в него на спальник, а вокруг вой, видно, как облепили комары ткань, как суют между ниток свои хоботки и как покачиваются вокруг призрачные очертания тайги. Комар жары не любит: ночью ему холодновато, днем жарко, и свирепствует он дважды в сутки – утром и вечером. Приезжему человеку с непривычки тяжело, сидит он, бедный, хлопает себя по шее, мажется без конца комариной мазью и переживает, а местный спокоен, знает, что ничего в этом страшного нет, и комар будто чует это и не особо трогает его. Хотя бывало так: навалится где-нибудь на заливном лугу, на покосе, что и местный достанет из кармана пузырек с мазью и намажет не спеша руки, шею, лицо. Раньше никакой химии не было, единственное средство от комаров – деготь с рыбьим жиром. Однажды, разбирая старый дом, я нашел в земле ржавое ружье, чудом уцелевшую деревянную ложку и толстый, зеленого стекла пузырек с дегтем. Кто его готовил, почему так и не использовал? Разве теперь узнаешь?

Намаешься на покосе, сто потов с тебя сойдет, смешавшись с комариной мазью, с копотью от дымокура, но зато какое наслаждение выйти к Енисею, скинув одежду на песчаный берег, зайти в воду, чувствуя, как схватывает лодыжки ледяными кольцами, броситься в нее, наплаваться, потом одеться, отмахиваясь от комаров, и, отпихнув лодку, завести мотор и понестись по Енисею, подставляя нажаренное за день лицо ветру.

Приедешь в деревню – все вокруг горячее: горячие камни, жидкий гудрон на днище перевернутой деревянной лодки, горячие доски крыльца, горячие бочки с бензином, горячая канистра, которую приходится открывать осторожно, иначе брызнет в лицо распертый жарой бензин. Бочку откроешь – парит, испаряется бензин из горловины, дрожит в нем далекий берег, будто плавится. На коньке дома сидит, тяжко дыша, сорока с открытым клювом. Зайдешь в избу – прохлада, в подполье холодное молоко в банке, брусничный морс – что еще надо?

Летом жизнь перемещается в ночь, благо ночи на севере белые. Днем спишь, ночью по холодку работаешь. Одежду носишь легкую, плотную, манжеты на рукавах и ворот должны плотно облегать тело, чтобы не пролезли кровососы, которых, чем дальше лето, тем больше. Пауты или слепни, мухи-златоглазки, мокрец, мошка, комары – все это вместе называется “гнус”. Самая неприятная его составляющая – мошка, она пролезает под одежду, даже под часы и выгрызает куски кожи, тело зудит и чешется, некоторые люди распухают. Особенно любит гнус вылезти после дождичка, когда ни ветерка и висит везде влажный, теплый туман. Бывает такая погода: натянет южным ветром хмарь, солнце шпарит сквозь облака, и под ними, как в парнике, такая духота и тяжесть стоит, что никакое купание не помогает.