Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца

Вскоре губернатор разрешил узникам прогуливаться не только на тюремном дворе, но и по городу и даже за городом. Они решили использовать эти прогулки для побега.

Водили их гулять раз в неделю, на несколько часов, в сопровождении шести солдат императорской службы и четырех конвойных, с переводчиком. Кроме того, с ними ходило несколько работников, которые носили чайный прибор, сагу, маты для сиденья, а нередко и весь обед, так как пленники порою ели в поле. Помимо этой стражи, от города назначался особый полицейский, который возглавлял отряд.

Отбиться от такого конвоя пленники считали делом нетрудным. Но куда было деваться после того? Надо ждать случая, когда на берегу попадется оснащенная большая лодка, в которой можно будет бежать в море. Поэтому они норовили всегда гулять вдоль берега, таская за собой свои жалкие запасы каши и бобов.

Но Мур, видимо, понял, почему его товарищей так тянет к морю. Он постоянно упрашивал японцев не уходить далеко от города, ссылаясь на то, что у него болят ноги.

Гнев и злоба на Мура нередко поднимались в сердцах узников, но Василий Михайлович неустанно призывал их сохранять спокойствие и покамест терпеть.

Часто поэтому приходилось ограничиваться прогулками внутри города. Но и эти прогулки приносили некоторую пользу пленникам. Они ближе узнавали обычаи и страну. Это могло пригодиться и в побеге.

С особенным вниманием наблюдал Василий Михайлович японцев во время работы. Они ничего не делали без песен, и если гребли или передвигали тяжести, то непременно пели в такт движениям, как поступает рабочий люд повсюду.

Однако среди этого люда в японском городе толкалось в немало бездельников, которые кривлялись, пели, танцевали, а потом ходили с протянутой рукой среди зрителей. Особенно много было актеров, борцов и фокусников. Глашатаи на углах громко зазывали публику в театр. Один актер развлекал народ тем, что показывал свое лицо, одна половина которого плакала, а другая в это время смеялась.

На базаре провизию закупали не женщины, а мужчины, и после каждой грошовой покупки купец и покупатель почтительно и долго кланялись друг другу. Шума на базаре не было.

Однажды пленники могли наблюдать торжественное путешествие буньиоса Аррао-Тодзимано-ками на ежегодное весеннее моление в храм в присутствии всех духовных лиц и чиновников города.

Губернатор ехал верхом на лошади, а сзади него шла пешком небольшая свита. К уздечке лошади вместо поводьев были прикреплены два длинных голубых шарфа, которые у самой морды лошади держали в руках конюшие, по одному с каждой стороны, а за концы еще по одному; таким образом, губернаторский кортеж занимал в ширину почти всю улицу, оставляя по сторонам лишь узкие проходы, занятые толпой горожан, с восторгом взиравших на своего буньиоса.

Губернатор, одетый в свой обычный черный шелковый халат с гербами на рукавах, без шляпы, сидел в богатом седле, положив ноги в деревянные лакированные и разволоченные стремена в виде ящичков. Конюхи, державшие лошадь, все время успокаивали ее возгласами:

— Хай! Хай!

А сами между тем покалывали ее заостренными палочками, заставляя вскидывать головой, крутить хвостом, заключенным в голубой чехол, и горячиться, отчего губернатор, боясь упасть, сидел сгорбившись и вцепившись в гриву лошади обеими руками. Впереди шли в ряд несколько солдат, которые громко кричали:

— Сторонись! Сторонись! — хотя середина улицы была совершенно свободна.

За губернатором, впереди его свиты, следовали оруженосцы, которые несли в руках знаки его достоинства. Это означало, что буньиос следует в храм без всякого церемониала, как подобает смертному, собирающемуся вознести молитву к небу.

В заливе пленники видели много крупных и мелких судов. Все они были похожи на китайские джонки с низкой открытой кормой. На иных было только одно длинное, тяжелое весло» прикрепленное сзади и двигавшееся подобно рыбьему хвосту/ Ход и больших и малых судов был так тих, точно народ этот никуда не спешил.

Насмотревшись на японские суда, Василий Михайлович спросил Теске:

— Чего ради японцы строят столь нелепые посудины, на которых не только нельзя уйти далеко в море, но и небезопасно плавать у берегов?

— Наши правители, — ответил Теске, лукаво улыбаясь,— не хотят, чтобы японцы ходили к чужим берегам и видели, как живут другие народы. Может быть, им тогда не будет нравиться, как мы живем, и захочется другого...

— Но сколько же гибнет людей на таких судах ежегодно!

— О, у нас народа хватит! — отвечал Теске все с той же улыбкой. — Правительство не боится, что утонет одна, другая тысяча японцев: народятся новые.

Глава шестнадцатая ИЗМЕНА МУРА

Наступил апрель. Солнце съедало снега. Перелетная птица тянула на север. Ночами над самой крышей тюрьмы гоготали гусиные стаи, днем в прозрачном небе плыли колыхающиеся в воздухе треугольники журавлей, громко трубя, стремительно проносились белые лебеди. Эти звуки весны остров болью отзывались в сердцах узников, напоминая каждому из них о том, что он лишен самого ценного в жизни — свободы.