Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца

Беглецы двигались где конными тропами (здесь не ездили на колесах), где прямиком лезли в гору. Порою в ночной темноте натыкались на непреодолимую крутизну, долго наобум бродили, стараясь обойти неожиданное препятствие, и снова карабкались вверх.

Между тем положение Василия Михайловича с каждой минутой становилось все тяжелее: опухшее колено болело все сильнее, и боль уже начинала распространяться по всей ноге. Мысль, что, может быть, он скоро совершенно не сможет двигаться, приводила его мгновениями в отчаяние. Однако он все же шел. Беглецы поднялись до такой высоты, где местами еще лежал снег. Приходилось обходить обширные снежные поля, ибо снег уже был зернистый и не держал человека.

Незадолго до рассвета вышли на большую дорогу, по которой жители возили вьюками лес в город. Неподалеку уже начинались сплошные горные леса. Василий Михайлович решил воспользоваться этим путем, чтобы до рассвета добраться до леса я там укрыться до ночи. Но не успели беглецы сделать а сотни шагов, как матрос Васильев, оглянувшись, вдруг тревожно прошептал:

— Глядите, глядите, за нами погоня! Верховые с фонарями!

С этими словами он бросился вниз в глубокий овраг. Все устремились за ним. Но склоны оврага были лишены какой-либо растительности, и спрятаться было негде. Между тем начинало светать. В овраге лежало много снега, на котором особенно четко должны были выделяться черные фигуры людей. С минуты на минуту беглецы ждали, что верховые появятся на верхнем краю оврага. Но те не появлялись.

И вот наступил день, а беглецы, сбившись в кучу, беспомощно топтались в снегу на открытом месте. Тщетно искали они, где бы можно было укрыться. Наконец на противоположном склоне оврага Василий Михайлович заметил темное отверстие. Возможно, то был вход в пещеру.

— За мной! — скомандовал он и, преодолевая боль, стал быстро спускаться вниз.

Действительно, то был вход в пещеру, но у самого входа в нее с горы низвергался сильный, пенистый и шумный водопад, который выбил в снегу яму до земли глубиною сажени в полторы. Попасть в пещеру было весьма трудно. Это удалось лишь с помощью молодого деревца, росшего у самого входа в нее Хлебников первый схватился за ствол дерева и прыгнул. За ним последовали остальные, рискуя, что деревцо вот-вот вырвется с корнем и прыгающий полетит в яму, вырытую водопадом, откуда возврата уже не могло быть.

Василий Михайлович мог попасть в пещеру лишь с помощью товарищей. Они втащили его туда с большим трудом. Стиснув зубы от боли, почти без чувств, он повалился на мелкий рассыпавшийся плитняк, которым была забита низкая пещера. С каменных стен ее стекали струйки прозрачной горной воды. Беглецам едва удалось разместиться, да и то полулежа, чуть не касаясь каменного свода головами. Дно пещеры было покато к выходу, и заполнявший его плитняк при малейшем движения сползал вниз, увлекая людей за собой. Поэтому приходилось лежать неподвижно.

В этом каменном мешке было холодно, как в леднике. Вскоре беглецов охватила дрожь, но они терпеливо лежали на влажных камнях, прислушиваясь к каждому шороху. Однако все было спокойно: погони не было. У входа в пещеру шумел водопад, а из далекого леса долетал едва уловимый стук топора.

Вдруг послышался звук катящихся с горы мелких камней. Беглецы насторожились, схватившись за ножи, а Василий Михайлович — за свое копье, сделанное им из ржавого долота, насаженного на палку. Вскоре послышались осторожные, но быстро приближающиеся шаги.

— Погоня! — прошептал Хлебников.

Все ожидали увидеть японских солдат и держали наготове оружие, решив не сдаваться живыми. Но вместо солдат в просвете пещеры появился стройный силуэт красавца-оленя. Почуяв людей, он испуганно и громко храпнул и на мгновенье замер на месте. Но тотчас же, сверкнув большими черными глазами, расширенными от испуга, закинул на спину точеную голову с огромными ветвистыми рогами; тело его напряглось и мгновенно исчезло в легком броске. Лишь посыпавшиеся из-под его ног мелкие камни говорили о том, что это было не видение, а подлинный обитатель горных лесов.

— Напугал-то как, окаянный! — засмеялся Шкаев, первый пришедший в себя. — А хорош!

— Вот бы нам такую дичину на харчи! — вздохнул Макаров.

В пещере беглецы пролежали до вечера. Затем вылезли прежним путем, прыгая и держась за деревцо. Все дрожали от холода и были измучены до последней степени и ходьбой и голодом, ибо берегли те жалкие крохи, которые удалось урвать от скудного тюремного пайка.

— Что-то теперь делается в тюрьме? Наверно, взялись уже за наших караульных да за Алексея-курильца, — предположил Симанов.

— Теперь мы бы ужинали... — вздохнул Васильев, любитель поесть, часто говоривший и в тюрьме о харчах.

— Ай по редьке соскучился? — с укоризной в голосе спросил его Шкаев.

Васильев не ответил.

Василий Михайлович сидел на земле и смотрел вверх, отыскивая Полярную звезду. Во все небо уже горели звезды, но теперь они были неприветливые, холодные, чужие.

— Куда будем путь держать? — спросил Хлебников.

— По-прежнему на север, — отвечал Василий Михайлович, с трудом поднимаясь и морщась от боли в ноге.