Приехав в дом моих племянниц не нашли мы никого из хозяев дома. Сам большой или паче малолетной хозяин находялся въ городе Бежецке у учителя, a из племянниц моих большая, какъ хозяйка, поехала въ бежецкую их деревню, a меньшая въ лежащие неподалеку село Зобкино къ госпоже Калычовой, лучшей приятельнице и покровительнице моих племянниц, боярыне очень почтенной и добродушной.
Но по счастию и равно как нарочно случилось в тот день и не задолго предо мною, приехать к ним в дом одной старинной моей знакомке Лукерье Михайловне, бедненькой, но крайне веселого и шутливого нрава старушке–дворянке, живавшей часто у моих племянниц в доме для компании, и как не однажды и меня она в прежнюю бытность в Кашице до слез от смеха доводила, то была она мне очень знакома и я, обрадовавшись ее увидев, закричал:
— Ах! друг ты мой сердечный! Лукерья Михайловна! Как я рад, что вижу тебя в живых и в добром здоровье! Все ли ты хорошо поживаешь, и все ли еще всего на свете боишься?
— «Слава, слава Богу, батюшка! ответствовала крайне мне обрадовавшаяся старуха. Насилу, насилу мы тебя, друга моего верного, винограда зеленого, дождалися. Но чур! слышишь чур, не стращать меня опять по прежнему!»
— Добро, добро — подхватил я: это увидим; а ежели и постращаем немножко, то как быть… Но скажи–ка ты мне, куда ты хозяек–ка подевала?
— «Вот тотчас, тотчас, батюшка, одна приедет, я уже послала за нею; а я другая ее замедлится. Сядьте–ко, батюшка! небось ты устал с дороги, а вы, девушки, готовьте чай скорее».
— Хорошо, хорошо! отвечал я. А ты скажи–ка мне, друг мой, Лукерья Михайловна, ее было ли опять с тобой какой бедушки?
— «О! как не быть, подхватила она; с ума было недавно, батюшка, рехнулась, такая на меня напасть случилась. И что уж говорить, беды такой со мною от роду ее бывало!»
— А что ж такое, моя милая! нельзя ли вам сообщить?
— «Чего, батюшка! Однажды как гостила я здесь и спала, помстись мне в полночь самую, что вон в церкви здешней будто благовестят к завтрени. Я таки не долго думая, вскочила и натянув на себя платьишко, черк к церкви, такая окаянная, не разбуди на ту пору никого, а одна одинехонько по старой своей привычке. Вы знаете, отец мой, что я, грешница, люблю ходить к завтреням и нежиться».
— Это ее худое дело, Лукерья Михайловна! сказал я:
— «Так, батюшка; но слушайте–ка, что случись со мною… Прихожу к церкви, вхожу под колокольню, нахожу дверь в церкви незапертую; отворяю ее и вхожу в трапезу и дверь затворяю за собою хорошохонько; но вдруг не вижу никого в церкви и ни одной свечи горящей пред образами, а покажись мне только в северные двери огонек горящий в олтаре… Думаю: а! что конечно пономарь пришел только еще один, и таи свечки зажигает.
«Итак, успокоившись тем, стала я, батюшка, по обыкновению святым образам, хоть в темноте, молиться. Но как никто из олтаря не выходил, и не слышно было никакого шума и шороха, то приди мне в голову закричать: «Кто в церкви?»
«Я удивилась, что никто мне не ответствовал; но подумав, что пономарь узнав меня по голосу, нарочно притаился и надо мною шутит: кричу в другой раз: «слышь, кто в церкви?» — Но как и на сие никто ее отвечал, то стала тогда находить на меня уже оторопь.
«Вы знаете, батюшка, что я всего на свете боюсь; однако я имела столько еще духа, что закричала еще раз и того еще громче: кто в церкви? Но как и на сие не было ни ответа, и ни слуху, ни духу, ни послушания, то мороз подрал меня уже по коже.
«Однако я все–таки еще думаю, что бездельник пономаришка надо мною издевается, как то иногда за ним и важивалось, и закричала опять: «ну что ж такое, право? шутите ли вы что ли надо мною? и что ж это за шутка? и в досаде пошла сама, чтоб заглянуть в северные двери в олтарь.
«Но что ж, батюшка, как я вдруг тогда оторопела, когда, поравнявшись против дверей, увидела, что вместо показавшегося мне огня был то светящий прямо в волковое олтарное окно месяц, которому при закате оного случилось приттить прямо против оного, и увидела, что в олтаре никого не было.
«Все члены моя тогда во мне вострепетали, а в голову, по пугливости моей, полезло и Господи что! Мне вообразились тогда и мертвецы–то, и все и все на свете; и тогда, не долго думая, бросилась я благим матом бежать из церкви в темную трапезу.
«Но что ж, батюшка! надобно ж было на ту беду второпях бежать мне так близко подле входа в трапезу, что зацепись я, окаянная, платьем своим за высунувшийся конец одной низкой и очень лепко стоящей у стены полки, с наставленными на ней мужицкими образами. Я обмерла тогда, испужалась и мне помстилось тогда, что ухватил меня либо мертвец, либо дух какой.
«Итак, не долго думая, ров–таки я, что было мочи, и сорвала тем со стены всю полку, и они загремели упадая наземь. Это перестращало меня еще того более, я вообразись мне и Бог знает что.