Наконец, 27 июня тронулся г. Бутурлин из Познани, и армия наша потянулась вдоль подле Шлезии к столичному шлезскому городу Бреславлю. Шествие сие было также очень медленное и затрудняемое повсюду пруссаками, почему и пришла армия к Бреславлю не прежде как 4–го августа, между которым временем спешил и Лаудон с цесарскою армиею иттить к нам на встречу. Чтож касается до короля прусского, то сей учинил в сие время невероятное и почти совсем невозможное дело, ибо, выступив из того места, где стоял со всею соединенною вместе своею армиею и многочисленною артиллериею, которой одной, кроме полковых пушек, было до 130 тяжелых орудий, пошел форсированными маршами и с такою скоростию в сторону к нам, что в немногие дни перешел множество миль и самым тем перехватил нашей армии путь и не допустил нас до столь скорого соединения с цесарцами, как того мы с обеих сторон желали.
К сему, сделанному королем прусским совсем нами неожидаемому помешательству, много помогло и то, что мы, не думая ни мало осаждать город Бреславль, да и будучи к тому не в состоянии, а став подле оного, промедлили тут несколько дней и занимались, сами не зная для чего, деланием батарей и стрелянием по городу из пушек и гаубиц, также раздаванием солдатам привезенных в армию около сего времени серебряных медалей за победу над прусаками при городе Франкфурте.
Как королю прусскому помянутым образом удалось перехватить нам путь и затруднить даже самую переправу чрез реку Одер, то принуждено было, как с нашей, так и с цесарской стороны, предпринимать разные окружные марши и контрамарши для желаемого соединения, и Лаудон с своей стороны толико был в сем случае расторопен и рачителен, что чрез несколько дней нашел средство, оставив армию свою, и с одною только своею в 50–ти эскадронах состоящею конницею, прискакать к нашей армии для подкрепления оной и с тем, чтоб убедить нас тотчас напасть на короля прусского и дать с ним баталию.. Но все его труды остались тщетны: мы никак не согласились драться одни без его пехоты и он принужден был ехать опять назад к своей армии, ничего не сделав. Наконец, по сделанным еще разным маршам и контрамаршам, 12–го августа воспоследовало при местечке Стригау толь давно вожделенное и четыре уже года искомое соединение цесарской армии с нашею, и как у нашей был уже недостаток в провианте, то Лаудон тот час и снабдил ее оным; — но чтож воспоследовало далее?
Как чрез соединение сие сила наша сделалась уже несравненно уже превосходнее короля прусского, ибо одна и наша армия состояла более, нежели в 60–ти тысячах, а цесарская в 72–х тысячах, а у короля и всего было не более 50–ти тысяч человек в его армии, то он, сделавшись слишком против нас слаб, отошел тотчас назад и расположился подле самого славного и крепкого своего города Швейдница лагерем. Наши же армии тотчас последовали за ним и окружили его полуциркулем так, что у него остался один только тыл на свободе, а чрез то и приведен он был в критическое и столь дурное положение, в каковом он не бывал еще никогда во все продолжение войны сей. Любимая его охота была давать сражения, но в сей раз и при такой несоразмерности в силах, было бы то для его сущая дерзость и неблагоразумие, ибо и самая победа не инако могла б быть куплена, как слишком дорогою ценою, а притом, в рассуждении столь многочисленных неприятельских армиях и мало бы принесла ему пользы; напротив того, потеряние баталии произвело бы страшные и бедственнейшие для его последствия. В сей крайности находясь и не долго думая, решился он как можно избежать сражения, и для лучшего в том успеха приступить к тому, к чему он никогда не приступал и о чем никогда и говорено не было, а именно к окопанию всего лагеря своего шанцами и к превращению всего оного в некоторый род крепости непреодолимой.