Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Итак, 15–го числа ездил я опять в Серпухов к межевщику и опять по пустому: волостных поверенных не было и мы проволочились понапрасну. Другое помешательство было то, что мне необходимо надобно было побывать в Алексине, где нужно мне было исправить два дела, и во–первых — отдать на поселение человека, а во–вторых протестовать вексель покойного Матвея Никитича, хранимой мною в залоге. Итак, проездил я и туда три дни, но 21–го числа взял я уже отдохновение. Беспрестанные езды так меня обеспокоили, что нужда была и в покое.

 Отдохновение мое состояло не в праздности, а в письменных упражнениях. Это уже издавна составляло мое отдохновение и могу сказать, что я всегда отдыхаю, когда пишу. Работа моя тогда состояла в начале переписывания второй части сочинения моего «О благополучии», которого первую половину имел я уже удовольствие видеть в прекрасном переплете, а сие самое и побудило меня спешить переписыванием второй части.

 Ввечеру сего дня получил я опять зазывную грамоту из Серпухова, т. е. письмо от межевщика, чтоб я приехал мириться с волостными. Итак, 22–го числа полетел я опять туда и заехав к другу моему г. Долонскому и переночевав у него, приехал на утрие в Серпухов.

 Но езда моя и в сей раз была по–пустому. Межевщика не застал я дома за отъездом в уезд для межеванья, а виделся только с поверенным Нарышкина, Пестовым.

 Сей требовал от меня отдачи, в силу поданных полюбовных наших сказок, 30 десятин земли; но я притворился будто забыл как там написано было, да и не знал где она, и говорил, чтоб он отыскал ее; а сверх того намекал ему, что не дойдет ли дело подать ему сведение о землях волостных подробное по всем пустошам так, как по законам межевым следует. Сими словами смутил я его до чрезвычайности и оставил в великом недоумении.

 Возвратившись домой, ополчился я на средние липовые шпалеры, в верхнем саду моем находящиеся. Как они разрослись и не пользу, а тот вред производили, что все купцы от сада моего по причине их бегали, то вздумалось мне пособить сему злу подчисткою оных снизу и вырублением из них всех мелочей. Чрез самое то сделал я их прозрачными и произвел впервые тот вид, какой дорога сия имеет ныне.

 25–го числа принялся я опять за домашнюю свою межевую работу и снимал план с нашей пустоши Щиголевой для предпринимаемого раздела и принужден был также и за нею провесть целый день в работе.

 В последующий за сим день, а именно 26 июня, имели мы наконец столь давно вожделенное удовольствие кончить наше межевое спорное дело с волостными и кое уже как с ними помириться. Происходило сие в Серпухове, куда мы опять для него ездили. Мы нашли там поверенного саламыковского г. Пестова в превеликих хлопотах и весьма озабоченным по случаю пропажи полюбовной нашей сказки. Они с межевщиком с ног сбились, ее доискиваясь, и перерыли все бумаги, переходившие из рук в руки и от одного межевщика к другому, и сказывали мне свое о том удивление.

 Я притворился, будто ничего об ней не знаю, и удивляюсь с ними тому равномерно, но говорил, что без ней никак мириться не хочу, а по открывшимся вновь обстоятельствам и оказавшимся в волостях уже примере, а не недостатке, не намерен уже давать ни одного шага земли своей г. Пестову.

 Сперва считал он сие издевкою и думал, что я шучу, но, увидев, что я говорю то не шутя, смутился до бесконечности и не знал, наконец, что делать; а особливо когда при сделавшейся у нас с ним о том небольшой размолвке стал я настоятельно требовать, чтоб он подал сведение о землях своих справедливое, а не такое плутовское, какое подано от него прежде и пользуясь которым успел он обидеть толь многих добрых людей и отнять несправедливейшим образом у них земли, и грозил, если он не помирится со мною ни на чем, а на старом владении, подать о том извет в межевую контору. Сие его так устрашило, что сколько он ни прыгал и ни гневался на то, что не является сказка, и сколько ни твердил, что пропажа сия не может остаться без следствия, однако принужден был наконец остаться и при помощи межевщика меня же наиубедительнейшим образом просить, чтоб я когда не все 30 десятин, на которых мы было помирились, так хотя б сколько–нибудь ему земли дал, дабы не было имени, что он помирился с нами на старом владении.

 Убеждал он меня к тому наиболее тем, что он успел уже донесть Льву Александровичу {Нарышкину — своему начальнику.} о примирении с нами с некоторым приобретением; следовательно, ему, как его подкомандующему, будет явная беда, если сделается сие инако, и чтоб я сделал сие из единого великодушия к нему.