Во всю ночь подъ одиннадцатый день спали мы не очень спокойно. Множество разныхъ мыслей и сумнительствъ тревожили мой духъ и лишали почти сна, отчего вставши ранѣе обыкновеннаго, посылаю я опять за своимъ Егоромъ и спрашиваю, думал ли онъ, помышлял- ли и не нашел ли какой удобности и средства? «Что, судырь, сказалъ онъ мнѣ на сіе: думать я думалъ и обдумывалъ всё-и-всё, но выходило все, что куда ни кинь, такъ клинъ, и все какъ-то не ладится. Я полагалъ уже и такой случай, чтобъ сосѣди наши и размѣнялись съ нами землями, но не находилъ и въ томъ большой утѣхи, а выходило, что и въ этомъ случаѣ не нажить-бы намъ болѣе наклада, нежели барыша, и не промѣнять-бы намъ ястреба на кукушку!» — «Какъ это?» спросилъ я, удивившись. — «А вотъ какъ, судырь, отвѣчалъ онъ мнѣ: сперва всѣ мы, да и самъ я думалъ, что намъ очень бы хорошо было жить въ Ложечномъ и несравненно лучше, нежели здѣсь, и простора-бъ мы получили больше, и снѣгомъ не стало-бъ насъ тамъ такъ заносить, какъ здѣсь, на юру, и воды-бъ и всякихъ угодей было бы больше; а что всего лучше, то хлѣбъ изо всѣхъ мѣстъ было бы намъ возить туда несравненно ближе и удобнѣе, нежели сюда. Но какъ увидѣли назначеніе тамъ всей новой усадьбы, и сколько она займетъ собою мѣста, то ажно ахнули и совсѣмъ другое думать начали». — «Но, почему же такъ?» спросилъ я его далѣе. — «А вотъ почему, судырь, отвѣчалъ онъ: вамъ извѣстно самимъ, что земля у насъ тамъ, подлѣ Ложечнаго, а особливо, по низамъ самая лучшая и хлѣбороднѣйшая во всей нашей округѣ; нигдѣ въ иныхъ мѣстахъ нѣтъ ей подобной. Не бываетъ такого года, чтобъ на ней хлѣбъ не родился добрый, гдѣ пропадетъ, а тутъ никогда. Ну теперь вся эта наилучшая и хлѣбороднѣйшая земля уйдетъ подъ усадьбы и выгонъ, а и въ другихъ мѣстахъ сосѣди наши вѣрно захотятъ на обмѣнъ, вмѣсто ихъ скверныхъ земель, какія лежатъ въ нашемъ звенѣ повыше и останутся за выгономъ, получить от насъ лучшія и хлѣбороднѣйшія пашни. Такъ не лишиться бы намъ чрезъ то всѣхъ лучшихъ нашихъ земель и не насидѣться бы безъ хлѣба!»
Сими словами онъ меня власно какъ ошпарилъ, и я признаться былъ долженъ, что мнѣ и не ума о семъ подумать, и что онъ говорилъ дѣло. И подумавши нѣсколько, спросилъ я его далѣе: «но какъ же бы ты думалъ, Егоръ? неужели же намъ покинуть начатое дѣло?» — «Въ этомъ воля ваша, отвѣчалъ онъ: и по моему сгаду, чуть ли бы не лучше и прибыльнѣе было остаться при прежнемъ, и такъ, какъ было. А ежели здѣшняя усадьба вамъ неугодна, то не лучше-ль бы сойтить отсюда внизъ, къ рѣкѣ ближе, и поселиться тамъ на выгонной землѣ, подлѣ болота. Этого давно всѣ наши желали и желаютѣ». — «Да развѣ тамъ есть мѣсто поселиться?» спросилъ я. — «Какъ не можно, еслибъ захотѣть только, нашлось бы, кажется, и простора довольно. Но, всего лучше, когда-бъ сами посмотрѣть изволили». — «Хорошо, братъ, сказалъ я, посмотрѣть недолго. Мы сей же часъ туда съѣздимъ. Пойди-ка и вели намъ лошадей готовить, да и самъ приготовь себѣ лошадь, чтобы ѣхать съ нами».
По выходѣ его, слышавшій все сіе сынъ мой, сказалъ мнѣ: «А что, батюшка, чуть ли Егоръ не дѣло говоритъ, и чтобъ вправду не промѣнять бы намъ ястреба на кукушку, и чрезъ всѣ свои хлопоты, труды и убытки не нажить бы болѣе наклада, нежели барыша, а предлагаемое имъ новое мѣсто и мнѣ видѣть очень хочется». — «За чѣмъ дѣло стало, сказалъ я: поѣдемъ вмѣстѣ, и давай скорѣе чай пить».
Между тѣмъ, какъ пили мы подаваемый уже чай, поспѣли, и наши лошади, и хоть было въ сей день туманно и холодно, но мы не смотрѣли уже на то, а поѣхали внизъ, къ рѣкѣ, осматривать мѣсто, ѣздили, ѣздили, измучились и перезябли въ-прахъ, а толку не нашли. Повсюду, встрѣчались намъ многія неудобства и невозможности совершенныя къ поселенію. «Нѣтъ, братъ, говорю я, наконецъ, Егору, какъ ты ни хвалилъ это мѣсто, а оно совсѣмъ не годится, и тѣсно, и слишкомъ низко, и мокро, и нездорово, и вамъ здѣсь еще хуже будетъ жить, нежели на горѣ нашей; а, чуть ли намъ не посвататься еще около Ложечнаго и звена тамошняго, и въ натурѣ поѣздить и поискать средства къ сдѣланію трехъ полей, а о выгонѣ что говорить, его можно по нуждѣ, и поменьше сдѣлать, да и землю назначить подъ него похуже. Поѣдемъ-ка лучше туда». — «Воля ваша», сказалъ на сіе Егоръ.
Итакъ, заѣхавъ на часокъ домой и пообогрѣвшись, поѣхалъ я опять въ степь, изъѣздилъ все свое звено вдоль и поперек , думалъ и гадалъ всячески какъ бы расположить поля, и хотя долго никакъ не клеилось дѣло, но наконецъ нахожу нѣкоторую, хотя далеко несовершенную къ тому удобность; но доволенъ будучи уже и тѣмъ, возвращаюсь домой къ сыну, сказываю ему о томъ и не совсѣмъ еще отстаю от прежняго своего намѣренія.