Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 4

В продолженіе сего тщетнаго и недѣли двѣ сряду продолжавшагося пустаго ожиданія чуть-было мы не лишились малютки моего внука, сына моей старшей дочери. Онъ воспитывался у насъ въ домѣ, и около сего времени такъ былъ болѣнъ и от кашля и другой немощи такъ весь изошолъ, что мы всѣ не имѣли уже къ продолженію жизни его ни малѣйшей надежды и почитали его потеряннымъ. Но кому судьба Господня назначаетъ жить и быть сочленомъ человѣческаго живущаго общества, тотъ будетъ живъ, не смотря на всѣ болѣзни и опасности, а кто къ тому съ малолѣтства судьбою не назначается, того какъ ни береги, такъ не убережешь. Истина сія и подтвердилась въ примѣрѣ моего внука, и сколько жизнь его съ малолѣтства ни была ненадежна, но онъ живъ и по сіе время, и служа въ кирасирскихъ полкахъ уже давно офицеромъ, беретъ соучастіе въ славѣ, пріобрѣтенной во всемъ свѣтѣ въ нынѣшней войнѣ нашими войсками, и украшается знакомъ отличія за свою храбрость и неустрашимость.

Другое, также не мало настращавшее насъ впродолженіе сего времени происшествіе, состояло въ томъ, что въ одной волостной и подлѣ самаго города находившейся деревнѣ от бывшей на Ѳоминой еще недѣлѣ у насъ престрашной грозы сгорѣло два двора. И какъ вѣтеръ былъ на насъ, то мы того и смотрѣли, чтобъ у насъ въ слободѣ от галок не загорѣлось; однако, и сія опасность прошла благополучно.

Въ — третьихъ, достопамятно, что мы в теченіе сего времени ѣздили всѣ къ новому моему зятю Воронцову въ  деревню, и во время сего пребыванія у него, продолжавшагося нѣсколько дней сряду, положили основаніе нынѣшнему регулярству въ его прекрасномъ садикѣ, бывшемъ до того времени въ запустѣніи. Сія ѣзда служила намъ всѣмъ вмѣсто доброй прогулки, и мы довольно тамъ навеселились.

Наконецъ, достопамятно, что въ послѣднихъ числахъ апрѣля мѣсяца была у насъ такая жаркая погода, какая не бываетъ иногда и посреди лѣта, словомъ, жаръ по термометру простирался от 27 до 30 градусовъ, и мы не знали куда от него дѣваться.

Что касается до мѣсяца мая, то уже нѣсколько лѣтъ не препровождали мы перваго числа онаго такъ весело, какъ въ сей годъ. Погода случилась въ оное не только хорошая, но самая жаркая. Всѣ деревья спѣшили уже развертываться и въ садахъ хоть не было еще тѣней, но пріятностей множество. Мы препроводили все послѣ- обѣденное время сего дня со всѣми бывшими у меня родными и другими гостями въ саду, пили тамъ чай и утѣшались духовою, играющею въ немъ музыкою, и между собою смѣхами, шутками и разными разговорами, и тѣмъ власно—какъ встрѣтили новообновлявшуюся натуру.

О пріѣздѣ къ намъ намѣстника достовѣрное извѣстіе получилъ я не прежде, какъ 5 числа сего мѣсяца. Но какъ хотѣлъ онъ къ намъ прибыть около десятаго, то и имѣлъ я довольно времени къ пріуготовленію всего нужнаго для пріема и угощенія такого знаменитаго гостя и не упустилъ ничего, что только можно было учинить въ садахъ, въ сіе еще тогда раннее вешнее время. Но едва я только принялся за сіи пріуготовленія, какъ получилъ от директора новаго моего командира письмо съ увѣдомленіемъ, что онъ къ намъ скоро будетъ. А не успѣлъ я сего письма почти прочесть и собраться о томъ съ мыслями, какъ прибѣжали мнѣ сказать, что онъ уже ѣдетъ. Господи! какъ я тогда симъ извѣстіемъ смутился и перетревожился. Я находился въ самое то время въ церкви у обѣдни. И какъ для пріема его не было у меня сдѣлано никакихъ еще приготовленій, то благимъ матомъ побѣжалъ я скорѣй домой, чтобъ успѣть что-нибудь сдѣлать и приготовить ему мѣсто для пребыванія. Но, по счастью, ѣхалъ онъ тогда только проѣздомъ чрезъ Богородицкъ, въ сотовариществѣ нѣкакого статскаго совѣтника г. Свербеева, его пріятеля. Оба они ѣхали за чѣмъ-то въ Орелъ и заѣхали ко мнѣ въ домъ только для перемѣны и отдохновенія лошадей, и на короткое время. Итакъ, я напоилъ ихъ чаемъ, поводилъ по своимъ садамъ и угостилъ ихъ потомъ у себя обѣдомъ, а послѣ обѣда они тотчасъ и поѣхали. Я не преминулъ при семъ случаѣ у начальника своего кое-о-чемъ спрашивать и кое на что требовать мудрой его резолюціи, но не могъ ни на что добиться от него толку; и можно было сказать, что былъ онъ человѣкъ странный и непровѣданный, и обстоятельства наши были до того по многимъ отношешеніямъ худы, а тогда казалось, что сдѣлались еще худшими. Всякая копѣйка была у насъ съ нимъ прибита алтыннымъ гвоздемъ, а всякое зерно хлѣба четверикомъ, и мы всѣ даже хохотали между собою, слыша его нѣкоторыя резолюціи. Словомъ, человѣкъ сей былъ такого свойства и характера, что всякаго отторгалъ от любви и искренняго почтенія къ себѣ и во всякаго вперялъ не весьма выгодныя о себѣ мнѣнія.