Жизнь и приключения чудака

— Полюбуйся на своего сынка, — сказала бабушка. — Вот к чему приводит отсутствие отца. Он, он, он… — Бабушка заплакала. — Он украл две марки у Маринкиного отца. Влез в альбом и украл.

— Так, — сказала мама. — А откуда это стало известно?

— Сначала пришел Маринкин папа, — ответила бабушка. — И он отказывался, нахально так отказывался, нагло. Представляешь, говорит: «Честное слово, я не брал». И я, старая дура, говорю: «Наш Саша никогда не врет». А потом тот убежал, а он разревелся.

— Ты лгун и вор, — сказала мама. — Сейчас же собирайся, пойдем к Маринке.

Саша сидел, низко опустив голову.

— Посмотри на меня. — Она взяла Сашу за подбородок и подняла его голову.

И Саша увидел ее глаза, и ее рот, и веки глаз, которые все время напряженно вздрагивали. Все-все в этом лице было для него незнакомым и чужим.

— Где эти марки? — спросила мама.

Саша встал на колени, вытащил из-под тахты дневник и достал марки. Мама взяла марки в руки и долго-долго смотрела на них, стараясь прочитать, что там написано, точно это сейчас было самое главное.

— Пошли, — сказала мама.

— А может быть, их отнесу я? — робко прошептала бабушка.

Мама ей ничего не ответила, и они вышли на лестничную площадку. Саша шел медленно-медленно, мама изредка подталкивала его.

Они вышли во двор, пересекли его и вошли в подъезд, где жила Маринка. Сели в лифт и поднялись на шестой этаж.

— Звони, — сказала мама.

Саша надавил кнопку звонка. Им открыла дверь Маринка. Саша внимательно посмотрел на нее: она была такая же, как всегда. Значит, отец ее не выполнил своей угрозы.

— Марина, позови своего папу, — сказала мама.

Маринка убежала и вернулась с отцом.

— Здравствуйте, — сказала мама.

— Здравствуйте, — ответил Маринкин папа и как-то весь согнулся, словно ему было неудобно, что он такой высокий.

— Ну? — сказала мама.

— Это я взял, — сказал Саша. Больше он ничего не мог выдавить.

Мама протянула марки Маринкиному папе. Он схватил их и тут же стал рассматривать.

— Все в порядке, — сказал он довольным голосом, — уголки не повредили. Знаете, я был уверен, что они найдутся, только боялся, что повредят уголки. Это самое ценное в марке. — Потом он посмотрел на Сашу и добавил: — Из тебя никогда не выйдет настоящего коллекционера.

Саша еще ниже опустил голову, чтобы никого не видеть. Он теперь видел только ноги. Мамины ноги в туфлях на высоких каблуках, ноги Маринкиного отца в туфлях сорок пятого размера и Маринкины ноги в ботинках с облупленными носами. Эти ноги иногда немного двигались. Там наверху над ним его мама и Маринкин папа произносили какие-то слова, но Саша ничего не слышал.

— Нам пора, — сказала мама. — До свидания. Простите.

— Что вы, — сказал Маринкин отец. Он почему-то тронул Сашу за плечо и клюнул носом. — В конце концов все кончилось благополучно, и нечего так расстраиваться.

Он открыл им дверь. Первой вышла мама, а когда Саша проходил мимо него, он тихо прошептал ему: «Мужайся». И клюнул носом.

Всю дорогу домой Саша шел позади матери. И думал, что теперь его долго-долго будет ругать бабушка, а потом она еще возьмет да скажет Петру Петровичу. Вот тогда-то совсем неизвестно, что делать…

Глава девятая

На следующий день утром Саша из дому вышел один. Обычно он выходил вместе с мамой, но сегодня она собралась раньше его и, не дожидаясь, не говоря ни слова, хлопнула дверью. А Саша вышел следом.

Он догнал ее уже во дворе, вернее, не догнал, а увидал ее спину. Рядом с ней шел Маринкин папа. Мама что-то говорила ему, а он жалобно клевал носом. Видно, мама возмущалась Сашей, говорила, что она теперь никогда-никогда не простит его, что он распропащий человек. Маринкин папа клевал носом, слегка покачивал головой, значит, он был во всем согласен с мамой.

Саша проводил их до троллейбуса, посмотрел, как они сели в троллейбус, как Маринкин папа подталкивал маму в двери машины, потому что троллейбус был набит до отказа. Потом Саша увидел в заднем окне мамино лицо и мамин веселый платочек, который привез ей папа из экспедиции по Средней Азии.

А потом Саша развернулся, чтобы идти своей дорогой, и тут на него наскочило такое настроение, такой страх перед Гошкой, перед его приставанием и дразнилками, что он просто не пошел в школу. Пускай они учат там свои «А» заглавные и «а» маленькие, «Б» заглавные и «б» маленькие, пускай они учат все остальные буквы, а он останется дурачком. Лучше быть дурачком, чем встречаться с Гошкой, с этим вредным Гошкой, которому он наобещал марки и столько из-за них перетерпел.

А в Москве для прогулок места много, и интересного в Москве очень много, столько интересного, что неизвестно, кто будет дурачком: Саша или те, кто сидит в школе…

Так он прожил целых пять дней. Приходил домой, его кормили, потом он для отвода глаз возился с тетрадями, потом всё прятал в портфель и убегал во двор. Никто с ним не разговаривал: ни мама, ни бабушка. А от Петра Петровича и от Маринки он прятался всеми правдами и неправдами.

В этот день он задержался дома дольше обычного. Бабушка куда-то ушла, и Саша ждал ее возвращения, чтобы пообедать.