— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Ничего, — ответил дядя Шура. — Или, точнее, случилось все, что могло случиться.
В это время появилась из своей комнаты ее светлость Наталья Александровна, наклонилась к магнитофону и убрала звук.
Дядя Шура протянул руку к магнитофону и снова усилил звук. Он устало закрыл глаза.
Наташка обиженно повернулась и ушла.
Да, подумал я, в этом доме явно не хватает тети Оли с ее нежностью и добротой и неожиданными точными словами, против которых нечего возразить. А у меня пока, хотя я и старательный ее ученик, толком ничего не получается.
Я подумал, что, может быть, Наташка и я далеко не во всем правы.
Теперь, когда вся эта история канула в Лету, я часто вспоминаю ее, но никак не могу понять, как я мог совершить столько необдуманных, неблагородных поступков. Честно, меня до сих пор это пугает. А вдруг со мной случится снова что-нибудь в этом роде? Или еще похуже.
Ведь назвал я благородного Петьку, хозяина Рэды, вором!
Я его встретил совершенно неожиданно в школьном коридоре. Искал-искал, бегал-бегал, а нашел у себя под носом.
Когда я его увидел, то не сразу понял, что это он. Прошел несколько шагов вперед и оглянулся.
И он оглянулся, и наши глаза встретились. А в следующий момент мы одновременно перешли на стремительный бег по школьным коридорам, лестницам, закоулкам, сбивая на ходу встречных ребят. И когда я его схватил, то некоторое время не мог произнести ни слова, так задохнулся от быстрого бега. Он оказался вертким и сильным.
— Теперь ты, — сказал я, отдышавшись, — от меня не убежишь.
— А я, — сказал он нагло, — и не собираюсь.
— «Не собираюсь»! — передразнил я его.
— Не собираюсь, — повторил Петька.
— Может быть, скажешь, что ты от меня и не убегал?
— Убегал.
— Почему? — спросил я, угрожающе сжимая Петькино плечо.
— Потому что ты за мной гонялся, — ответил он.
— Ну вот, а теперь я тебя поймал, — сказал я тоном победителя. — Когда отдашь собаку?
— Никогда! — ответил Петька.
— Никогда?! — возмутился я и сильно тряхнул Петьку.
— Это моя собака, — упрямо сказал он.
— А ну, пошли в класс! — Я почти волоком протащил его по коридору. — Там ты у меня попляшешь… на виду у всех.
Так мы пришли в его класс, где и произошел этот ужасный случай, о котором я никак не могу забыть.
Значит, втащил я его в класс и громовым голосом, полным упоенного самодовольства, крикнул:
— Ребята, — и толкнул вперед Петьку, — он украл нашу собаку!
Поднялся, конечно, невообразимый шум, потому что никто из них еще никогда в жизни живого вора не видел!
— Где вор, кто вор?! — понеслось со всех сторон. — Петька?!
А Петька, не обращая внимания на все эти шумы и крики, подошел к своей парте, достал из портфеля аккуратно сложенный лист и протянул мне.
Я развернул лист и прочел: «Паспорт собаки по кличке „Рэда“. Хозяин — П. Я. Смирнов. Породы чау-чау».
Пока я это читал и передо мной вырисовывалась действительная картина событий, нас окружили плотным кольцом Петькины одноклассники, стараясь заглянуть в бумагу.
— А кто же это П. Я. Смирнов? — спросил я.
— Это я, — ответил Петька. — Петр Яковлевич Смирнов.
— Точно! — крикнул кто-то из ребят. — Это он!
— А может, ты переименовал Малыша в Рэду, — противно не сдавался я, — чтобы замести следы.
— Чудак, — без всякой злости сказал Петька. — Малыш — мальчик, а Рэда ведь девочка!
И тогда все стали почему-то хохотать, а я повернулся, чтобы скрыться.
— А кто будет извиняться за оскорбление? — настиг меня мальчишеский голос.
— Извини, если можешь, — сказал я и исчез, не оглядываясь.
Народ теперь пошел! Спуска на даст!
Петьку я познакомил с Наташкой, он теперь ее лучший друг. И дядя Шура проникся к нему таким расположением, что научил своим фокусам. А Надежда Васильевна вошла с ним в тайный сговор. Оказывается, они ждут от Рэды потомства, но тщательно это скрывают, чтобы сделать Наташке сюрприз. И тетя Оля сразу распознала в нем благородного человека.
Только Кольке-графологу он не понравился. Тот заставил его написать на бумажке несколько слов, потом выхватил ее, долго изучал, можно сказать проел глазами, повернулся ко мне, будто Петьки здесь не было, и снисходительно поставил диагноз: «Слишком прост и наивен. Не сильная личность».
Зато тетя Оля, когда услышала про графолога, сказала:
«Он Наполеон какой-то… Бонапарт. — Приведи его ко мне. Я камня на камне не оставлю от этой сильной личности».
Правда, на этот раз у тети Оли ничего не вышло. Во время их единственной беседы она пыталась, как она говорит, проникнуть во внутренний мир Кольки-графолога, чтобы понять, зачем ему необходимо стать сильной личностью. Она в течение двух часов рассказывала нам про свою жизнь, надеясь вызвать Кольку на ответную откровенность, угощала чаем с вареньем, жареной хрустящей картошкой. Она так старалась, что ей стало плохо с сердцем, и она украдкой пила в соседней комнате капли.
Но Колька-графолог остался непроницаем. Он только после этого изменил свою тактику. Вместо молчаливого одиночества он «изобрел» систему завоевания авторитета.