Жизнь и приключения Мартина Чезлвита

Дама неистово завопила: «Где тут полиция?» — и продолжала вопить, угрожая Тому зонтиком, что ежели бы только не то, что этих молодчиков никогда нет поблизости, когда они нужны, она бы его велела арестовать, велела бы непременно.

— Поменьше бы помадили усы да побольше бы думали о своих обязанностях, чем даром получать такие деньги, — кричала она, — незачем было бы людям с ума сходить в этой толкучке!

Ее в самом деле ужасно затолкали и даже капор на ней смяли так, что он превратился в треуголку. Дама была маленькая и толстая, она сильно запыхалась и разгорячилась. Поэтому, вместо того чтобы продолжать пререкания, Том вежливо спросил у нее, на какой пароход ей нужно садиться.

— Конечно, — возразила дама, — это вам только можно просто так глядеть на пароход, а другим обязательно садиться надо, как же! Дурак!

— На какой же пароход вы хотите смотреть? — спросил Том. — Мы посторонимся, если нужно. Не выходите из себя.

— Скольким милым особам я помогала в трудное время, — возразила она, несколько смягчившись, — всех не перечтешь, и ни одна меня в этом не обвиняла, разве в чем другом, потому что характер у меня ровный и мягкий, это всем известно. Я всегда говорю: перечьте мне сколько хотите, милая, если вам от этого легче; вы же знаете, что Сара вам и словечка не скажет, можете на нее положиться. А что нынче я в большом расстройстве и огорчении, отрицать не стану, боже сохрани, и причин для этого достаточно.

Тем временем миссис Гэмп (это был не кто иной, как наша опытная лекарка) с помощью Тома протиснулась в маленький уголок между Руфью и перилами, где, после кратковременного пыхтенья и нескольких опасных маневров с зонтиком, она ухитрилась, наконец, устроиться довольно удобно.

— А которое же из этих страшилищ будет антверпенский пароход, хотела бы я знать? Дыму-то, боже мой! — воскликнула миссис Гэмп.

— Какой пароход вам нужен? — спросила Руфь.

— Антверпенский, — ответила миссис Гэмп. — Не стану вас обманывать, милочка, к чему бы мне это?

— Вон антверпенский пароход, в середине, — сказала Руфь.

— По мне, лучше б он был у Ионы в чреве[125], — воскликнула миссис Гэмп, как видно путая пророка с китом в этом более чем странном пожелании.

Руфь ничего не ответила, но так как миссис Гэмп, положив подбородок на холодный чугун перил, не сводила глаз с антверпенского парохода и время от времени испускала негромкие стоны, она спросила, не уезжает ли сегодня за границу кто-нибудь из ее детей? Или, может быть, ее муж? — прибавила она ласково.

— Оно и видно, — сказала миссис Гэмп, закатывая глаза, — как мало вы еще в этой юдоли прожили, милая моя барышня! Одна моя хорошая приятельница частенько мне говаривала, милочка моя, а зовут ее Гаррис, миссис Гаррис, через площадь и подняться по лестнице, поворотя за табачную лавочку: «Ох, Сара, Сара, мало же мы знаем насчет того, что нам суждено!» — «Миссис Гаррис, сударыня, — говорю я, — это верно, что немного, а все же больше, чем вы думаете. Наши расчеты, сударыня, — говорю я, — сколько будет в семействе детей, иной раз сходятся точка в точку, и гораздо чаще, чем вы полагаете». — «Сара, — говорит миссис Гаррис, ужасно расстроившись, — скажите мне, сколько же у меня их будет?» — «Нет уж, миссис Гаррис, — говорю ей, — извините, пожалуйста. У меня самой, говорю, дети падали с третьего этажа во двор, да и сырость на лестнице им тоже действовала на легкие, а один так и помер в кроватке; никто даже не заметил, а он лежит себе, улыбается. Вот потому, сударыня, — говорю я, — старайтесь не роптать, а принимайте все с покорностью. Бог дал, бог и взял». Мои-то все померли, милая моя деточка, — продолжала миссис Гэмп, — а насчет мужа, так у него была деревянная нога, и она тоже упокоилась своим порядком, а то, бывало, все по винным погребкам — никак оттуда не вытащишь, разве только силой, так что насчет этой слабости деревяшка была все равно что живая плоть и кровь, если не хуже.

Произнеся это надгробное слово, миссис Гэмп снова оперлась подбородком на холодный чугун и, пристально глядя на антверпенский пакетбот, качнула головой и застонала.

— Не хотела бы я, — заметила миссис Гэмп, — не хотела бы я быть мужчиной и иметь такое на совести. Да ведь и то сказать, порядочный мужчина никогда так не сделает.

Том с сестрой переглянулись, и Руфь после минутного колебания спросила миссис Гэмп, что ее так волнует.

— Милая моя, — спросила та, понизив голос, — вы ведь не замужем, правда?

Руфь засмеялась, покраснела и сказала:

— Нет.

— Тем хуже, — продолжала миссис Гэмп, — для всех присутствующих. Зато другие замужем и в таком положении, как следует замужним; и одна милая молоденькая дамочка должна была сесть нынче утром на этот самый пароход, когда ей совсем не годится быть в море!

Она замолчала, глядя на палубу парохода, о котором шла речь, на ведущую вниз лестницу и на сходни. Уверившись, по-видимому, что предмет ее соболезнований еще не прибыл, она постепенно возвела глаза на самую верхушку трубы и негодующе обратилась к пароходу.