Читаем Жизнь и приключения Николаса Никльби полностью

— Потому что вряд ли я и сам знаю, мой друг, — отозвался Николас, кладя руку ему на плечо. — А если бы и знал, то у меня нет еще ни планов, ни проектов, и я могу сто раз перебраться в другое место, прежде чем вы успеете прислать мне весть.

— Боюсь, что у вас какая-то хитрая затея на уме, — недоверчиво сказал Ньюмен.

— Такая хитрая, что даже я ее не понимаю, — ответил его молодой друг.На что бы я ни решился, будьте уверены, что я вам скоро напишу.

— Вы не забудете? — спросил Ньюмен.

— Вряд ли это может случиться, — возразил Николас. — У меня не так много друзей, чтобы я их перепутал и забыл самого лучшего.

Занимаясь такими разговорами, они шли часа два и могли бы идти и два дня, если бы Николас не уселся на придорожный камень и не заявил решительно о своем намерении не трогаться с места, пока Ньюмен Ногс не повернет обратно. После безуспешных попыток добиться позволения пройти еще хоть полмили, еще хоть четверть мили Ныомен поневоле подчинился и пошел по направлению к Гольдн-скверу, предварительно обменявшись на прощанье многочисленными сердечными пожеланиями и все оглядываясь, чтобы помахать шляпой двум путникам даже тогда, когда те стали крохотными точками в пространстве.

— Теперь слушайте меня, Смайк, — сказал Николас, когда они скрепя сердце побрели дальше. — Мы идем в Портсмут.

Смайк кивнул головой и улыбнулся, но больше никаких эмоций не выразил, ибо шли они в Портсмут или в Порт-Рояль — было ему безразлично, раз они шли вдвоем.

— В этих делах я мало понимаю, — продолжал Николае, — но Портсмут — морской порт, и если никакого другого места не удастся получить, я думаю, мы можем устроиться на борту какого-нибудь судна. Я молод,энергичен и во многих отношениях могу быть полезен. И вы также.

— Да, надеюсь, — ответил Смайк. — Когда я был… вы знаете, где…

— Да, знаю, — сказал Николас. — Вам незачем называть это место.

— Так вот, когда я был там, — продолжал Смайк, у которого глаза загорелись при мысли о возможности проявить свои способности, — я не хуже всякого другого мог доить корову и ходить за лошадью.

— Гм!.. — сказал Николас. — Боюсь, что не много таких животных держат на борту судна, Смайк, а если у них и есть лошади, то вряд ли там особенно заботятся о том, чтобы их чистить, но вы можете научиться делать что-нибудь другое. Была бы охота, а выход найдется.

— А охоты у меня очень много, — сказал Смайк, снова просияв.

— Богу известно, что это так, — отозвался Николае. — А если ничего у вас не выйдет, нам будет нелегко, но я могу работать за двоих.

— Мы доберемся сегодня до места? — спросил Смайк после недолгого молчания.

— Это было бы слишком суровым испытанием, как бы охотно ни шагали ваши ноги, — с добродушной улыбкой сказал Николас. — Нет. Годэльминг находится в тридцати с чем-то милях от Лондона, — я посмотрел по карте, которую мне дали на время. Там я думаю отдохнуть. Завтра мы должны идти дальше, потому что мы не настолько богаты, чтобы мешкать. Дайте я возьму у вас этот узел, давайте!

— Нет, нет! — возразил Смайк, отступив на несколько шагов. — Не просите меня, я не отдам.

— Почему? — спросил Николас.

— Позвольте мне хоть что-нибудь для вас сделать, — сказал Смайк. — Вы никогда не позволяете мне служить вам так, как нужно. Вы никогда не узнаете, что я день и ночь думаю о том, как бы вам угодить.

— Глупый вы мальчик, если говорите такие вещи, ведь я это прекрасно знаю и вижу, иначе я был бы слепым и бесчувственным животным, — заявил Николас. — Ответьте-ка мне на один вопрос, раз я об этом сейчас подумал и с нами никого нет, — добавил он, пристально глядя ему в лицо, — у вас хорошая память?

— Не знаю, — сказал Смайк, горестно покачивая головой. — Я думаю, когда-то была хорошая, но теперь совсем пропала, совсем пропала.

— Почему вы думаете, что когда-то была хорошая? — спросил Николас, быстро поворачиваясь к нему, словно этот ответ как-то удовлетворил его.

— Потому что я мог припомнить многое, когда был ребенком, — сказал Смайк, — но это было очень-очень давно, или по крайней мере мне так кажется. Всегда у меня голова кружилась и мысли путались в том месте, откуда вы меня взяли, я никогда не помнил, а иногда даже не понимал, что они мне говорили. Я… постойте-ка… постойте!

— Вы не бредите? — сказал Николас, тронув его за руку.

— Нет, — ответил его спутник, дико озираясь.Я только думал о том, как… — При этих словах он невольно задрожал.

— Не думайте больше о том месте, потому что с ним покончено, — сказал Николас, глядя прямо в глаза своему спутнику, на лице которого появилось бессмысленное, тупое выражение, когда-то ему свойственное и все еще временами возвращавшееся. — Вы помните первый день, когда вы попали в Йоркшир?

— А? — воскликнул юноша.

— Вы знаете, это было до той поры, когда вы начали терять память,спокойно продолжал Николас. — Погода была теплая или холодная?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза