Читаем Жизнь и приключения Николаса Никльби полностью

— Сын джентльмена?

— Да, но я ни единому слову не верю. Если он и сын джентльмена, то он находка, вот мое мнение.

Миссис Сквирс хотела сказать «найденыш», но, как частенько замечала она, делая подобные ошибки, через сто лет это не будет иметь никакого значения, — такою философическою истиной она даже имела обыкновение утешать мальчиков, особенно пострадавших от дурного обращения.

— Ничуть не бывало! — возразил Сквирс в ответ на приведенное выше замечание. — Его отец женился на его матери задолго до его рождения, и она еще жива. Да хотя бы и так — нас это не касается: мы приобрели доброго приятеля, взяв его сюда, и если ему нравится учить чему-нибудь мальчишек, а не только присматривать за ними, то, право же, я не возражаю.

— А я повторяю, что ненавижу его, как чуму! — с жаром заявила миссис Сквирс.

— Если он тебе не нравится, моя милая, — отозвался Сквирс, — я не знаю никого, кто бы лучше тебя мог выразить свою неприязнь, и, разумеется, имея дело с ним, нет никакой причины ее скрывать.

— Я и не намерена скрывать, не беспокойся, — вставила миссис Сквирс.

— Правильно! — сказал Сквирс. — А если есть у него капелька гордости — а, по-моему, она есть, — то я не думаю, чтобы нашлась во всей Англии другая женщина, которая быстрее, чем ты, могла бы сбить спесь с человека, моя милочка.

Миссис Сквирс вдосталь похихикала в ответ на эти лестные комплименты и выразила надежду, что в свое время она укротила двух-трех гордецов. Воздавая лишь должное ее характеру, надлежит сказать, что в союзе со своим уважаемым супругом она сломила дух многих и многих.

Мисс Фанни Сквирс старательно запоминала и этот и дальнейший разговор о том же предмете, пока не ушла спать, а затем расспросила голодную служанку обо всех мелочах, касающихся наружности и поведения Николаса; на эти вопросы девушка дала такие восторженные ответы, присовокупив к ним столько хвалебных отзывов о его прекрасных темных глазах, нежной улыбке и стройных ногах,особенно напирала она на это последнее качество, так как в Дотбойс-Холле преобладали кривые ноги, — что мисс Сквирс не замедлила узреть в учителе весьма примечательную особу, или, как выразительно высказалась она сама, «нечто из ряда вон выходящее». И мисс Сквирс приняла решение на следующий же день самолично увидеть Николаса.

Осуществляя свое намерение, молодая леди улучила минутку, когда ее мать была занята, а отец отсутствовал, и как бы случайно зашла в классную комнату очинить перо. Не увидев никого, кроме Николаса, надзиравшего за мальчиками, она густо покраснела и проявила великое смущение.

— Прошу прощения, — пролепетала мисс Сквирс. — Я думала, мой отец здесь… мог быть здесь… Ах, боже мой, как неловко!

— Мистер Сквирс ушел, — сказал Николас, нимало не потрясенный этим появлением, сколь ни было оно неожиданно.

— Вы не знаете, когда он придет, сэр? — спросила мисс Сквирс застенчиво и нерешительно.

— Он сказал, что примерно через час, — ответил Николас учтиво, но отнюдь не показывая, что находится во власти чар мисс Сквирс.

— Никогда еще не случалось со мной такой неприятности! — воскликнула молодая леди. — Очень вам благодарна. Право же, мне так жаль, что я сюда ворвалась. Если бы я не думала, что отец здесь, я бы ни за что на свете… это так неприятно… может показаться таким странным, — пролепетала мисс Сквирс, снова покраснев и переводя взор с пера в руке на Николаса и обратно.

— Если это все, что вам нужно, — сказал Николас, указывая на перо и невольно улыбаясь при виде притворного замешательства дочери владельца школы, — быть может, я могу его заменить.

Мисс Сквирс глянула на дверь, как бы сомневаясь, уместно ли подойти ближе к совершенно незнакомому человеку, затем окинула взором классную комнату, словно отчасти успокоенная присутствием сорока мальчиков, наконец пододвинулась к Николасу и вручила ему перо с соблазнительной и вместе с тем снисходительной гримасой.

— Острие сделать твердым или мягким? — осведомился Николас, улыбаясь, чтобы не расхохотаться громко.

«У него и в самом деле прелестная улыбка», — подумала мисс Сквирс.

— Как вы сказали? — спросил Николас.

— Ах, боже мой, уверяю вас, я в эту минуту думала о чем-то совсем другом, — ответила мисс Сквирс. — О, пожалуйста, как можно мягче!

С этими словами мисс Сквирс вздохнула. Быть может, для того, чтобы дать понять Николасу, что ее сердце мягко и перо должно быть ему под стать.

Следуя этим инструкциям, Николас очинил перо; когда он подал его мисс Сквирс, мисс Сквирс его уронила, а когда он наклонился, чтобы поднять его, мисс Сквирс тоже наклонилась, и они стукнулись лбами; при этом двадцать пять мальчиков громко рассмеялись — решительно в первый и единственнбй раз за это полугодие.

— Какой я неловкий! — сказал Николас, распахивая дверь перед молодой леди.

— Ничуть не бывало, сэр — отозвалась мисс Сквирс. — Это моя вина! Всему виной моя глупая… ээ… Прощайте!

— До свидания, — сказал Николас. — Надеюсь, второе перо я вам очиню получше. Осторожнее! Вы сейчас грызете острие!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза