Жизнь и приключения Заморыша (Худ. Б. Винокуров)

— Нету такого правила, чтобы человек обедал три раза в день. Мы только-только отобедали у Кигтенки.

— А где ж есть такое правило, чтоб хозяева обедали, а гости в рот им смотрели?

Как мы ни отказывались, нас и здесь усадили за стол.

— Добри галушки, — похваливал Панкрат Гаврилович, подставляя второй раз свою чашку под уполовник хозяйки.

Кузю тоже отпустили в город без возражений.

И вот мы уже на большом шляхе. Все то же вязкое черное месиво под колесами, все то же сумрачное небо над головой и все та же голая степь до горизонта.

Когда проезжали мимо заброшенной мукомольни, Панкрат Гаврилович вдруг спросил:

— Дмитрий Степаныч, а это ж правду говорят, что тут нечистая сила водится? Будто через то хозяин и забросил свою мельницу.

— А как вы думаете?

— Я думаю, что брехня. Но худой человек тут, конечно, может притаиться. Рассказывают, будто из окна выбрасывают петли и тащат проезжих в мукомольню.

— А что ж полиция смотрит?

— Э, полиция! Полиция сама обходит это разбойничье логово за сто шагов.

Мы поравнялись с подводой, груженной песком. Поверх песка сидел сумрачный мужчина, закутанный в рваную дерюгу.

— Здорово, Васыль! — крикнул Панкрат Гаврилович. — Все возишь?

Когда мы обогнали подводу, я спросил:

— Это кто?

— А работник нашего Перегуденко. Кулацкая жадность. Чтоб работник не ел даром хлеб зимой, Перегуденко заставляет его возить в город песок и сдавать там подрядчикам. Полтинник за воз. Два раза обернется в день — вот тебе и целковый. Выходит за месяц тридцать рублей. А работнику Перегуденко платит в месяц всего четыре рубля и кормит остатками от обеда наравне с собакой. Вот на кого набросить бы петлю из того чертова логова, на нашего «благодетеля», холера ему в бок.

— Он, что ж, местный, этот Васыль?

— Он, как и все мы, из Лукьяновки. Покуда была коняга, все цеплялся за свой надел. А как коняга издохла, вышел из общины, продал надел и пошел в батраки. И жена с ним, тоже батрачит на Перегуденко. Не дай бог докатиться до такой доли.

— Кому ж он продал надел свой?

— А банку. Банк скупает мужицкую землю по шестьдесят четыре рубля за десятину, а помещичью — по сто двадцать одному рублю. Почему так — неизвестно.

У въезда в город нам повстречалась подвода с отцом Константином. Панкрат Гаврилович и мальчики сняли шапки. Узнав меня, священник толкнул возчика, чтобы тот остановил лошадь, и радостно, будто сообщал приятную новость, сказал:

— У владыки был, принимал выволочку.

— За что, батюшка? — полюбопытствовал я.

— За злоупотребление спиритусом вини. Я говорю: «Так это ж злостная клевета, владыка. Если когда и случилось воспринять сей дьявольский напиток, то только в целях гигиены». А он мне: «Знаю твою гигиену. Смотри, как бы не гореть тебе на том свете в огненной геенне». — Опять толкнул возницу: — Поезжай! — И, уже отъехав, крикнул мне вслед: — Скоро заверну на закон божий! Приготовьте селедочку!

— Ну и поп! — покачал Панкрат Гаврилович своей массивной головой. — Наши к его приходу приписаны, так говорят, наберется — и все тропари[37] перемешает. Такое в алтаре мелет, что у регента аж глаза выкатываются от умственной натуги: то ли «упокой господи» затянуть в ответ, то ли «многая лета».

В город мы приехали еще засветло, но в книжном магазине, куда мы зашли все пятеро, горели электрические лампочки и мягко отражались в отлично отполированной облицовке шкафов и прилавка. За прилавками стояли щегольски одетые приказчики, сам же хозяин сидел в застекленной будочке. Я знал его еще тогда, когда он носил по базару корзину с календарями, почтовой бумагой, перочинными ножами. Звали его в те времена просто Алешкой. Потом он открыл на том же базаре книжную лавку, растолстел и превратился в Алеху Пузатого. Теперь его зовут не иначе, как Алексей Митрофанович, он один из наиболее почетных коммерсантов города, магазин его — на главной улице, а над магазином — вывеска с золочеными буквами. С тех пор как он поручал мне продавать открытки с изображением наследника-цесаревича, прошло несколько лет, и, понятно, почтенный коммерсант меня не узнал.

— Хотите иметь оптового покупателя? — приступил я сразу к делу. — Нам нужны тетради, перья, чернила, учебники.

— В кредит или за наличные? — так же по-деловому осведомился коммерсант.

— А какая разница?

— В кредит — меньшая скидка, за наличные — бо?льшая.

Жалованья своего я еще не успел истратить и поэтому сказал:

— За наличные.

Не прошло и получаса, как тетради со вложенными в них в виде премии переводными картинками, задачники и книжки для чтения на втором году обучения, ручки, карандаши и коробки с перьями были добротно упакованы и снесены услужливыми приказчиками на дроги.

Можно было бы и возвращаться, но на фасаде противоположного дома так зазывно светились огромные слова «Театр «Модерн», а на щитах так интригующе изображались картины из комедии «Глупышкин женится», что, посоветовавшись с Панкратом Гавриловичем, я купил четыре билета и повел ребят в кинематограф: ведь кинокартин никто из них еще не видел.