Жизнь и приключения Заморыша (Худ. Б. Винокуров)

От газеты пахло резко и едко. Но боже мой, никогда я раньше не знал запаха приятнее, чем этот запах типографской краски! Да, конечно, газета — дело и моих рук. И не только по части запятых и ятей. Вот я вижу заметки, которые напечатаны совсем так, как я их обработал. Илька просто перехватил, нагоняя на меня жару. Теперь поглядывает, как жадно я читаю, и подмигивает.

Газета называется «Рабочий и крестьянин», а выше названия, выше, значит, всего, стоит неизменный лозунг — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

— Ну, налюбовался? Давай сюда. — И Илька бесцеремонно берет у меня из рук газету и прячет в карман. — А теперь читай вот это. — Из голенища сапога извлекается пачечка тонкой бумаги с отпечатанным на пишущей машинке текстом. — Читай вслух и «не так, как пономарь, а с чувством, толком, расстановкой». Мне тоже не мешает послушать еще раз эту статью.

Я уже не раз замечал, что Илька ввертывает в свою речь слова из литературы, которую мы во втором классе не изучали: значит, много читает. Как у него на все хватает времени!

Читать отпечатанное на машинке приходится поневоле «с расстановкой»: уж очень слабый оттиск. Видимо, печаталось под копирку сразу в десятке экземпляров.

— «Столыпин и революция», — прочитал я название статьи.

— Подожди, — положил Илька ладонь на бумагу. — Ну-ка, догадайся, о чем тут может пойти речь.

— О столыпинской земельной реформе, о том, что царизм ищет опору в кулаке, о сохранении помещичьего землевладения.

— Правильно, — кивнул Илька. — А главное, как буржуазия, на которую так надеялись наши меньшевики, пошла с дворянами-помещиками на сделку и предала революцию. Вот в чем гвоздь вопроса. Теперь читай да на ус мотай.

Статью мы до тех пор читали, обсуждали, пересказывали и вновь читали, пока Илька не спросил:

— Ну как, поумнел?

— Поумнел, — ответил я с удовольствием.

— А кто ее написал, знаешь?

Я подумал и твердо ответил:

— Ленин.

— Значит, и вправду поумнел. Это мы перепечатали из газеты «Социал-демократ», что в Париже выходит и сюда хитрыми путями доставляется. — Илька поднялся. — Однако я у тебя засиделся. Вот что, Митя, завтра, когда вся деревня заснет, ну, скажем, часов в десять-одиннадцать, подойди к лавочке и стукни тихонько. Паролем тебе будет: «Не продашь ли, дяденька, махорочки?» А на случай, если на улице встретит тебя какой-нибудь загулявший хлопец, прицепи вот эту штуку. — Илька вынул из кармана что-то завернутое в бумагу и сунул мне. Глаза его смеялись. — Тут уж тебя учить не приходится: человек ты в таком деле опытный.

Я развернул бумагу: в ней были усы и борода.

9. «Бостонка»

В назначенное время я постучал. Впустил меня Тарас Иванович.

— Никого не встретил? — шепотом спросил он, запирая дверь.

— Никого.

— Ну тогда клади свою бороду в карман и проходи в комнату.

В лавчонке было донельзя тесно: ящики с казанским мылом, мешки с крупами, железные баки с подсолнечным маслом и керосином, стеклянные банки, наполненные леденцами, пачки махорки, бечева, даже разноцветные ленты для девичьих кос — все это громоздилось одно на другом до самого потолка, и просунуться в соседнюю комнату без риска свалить что-нибудь было не так-то просто.

В комнате было полутемно. У стола сидели Илька и мужчина средних лет с мрачным лицом, с давно небритым подбородком. Присмотревшись, я узнал в нем того самого работника Перегуденко, который возит в город песок.

— А, ты? — сказал Илька и поднял фитиль в висевшей над столом керосиновой лампе. — Как раз вовремя. Ну-ка, Васыль, тисни.

На столе неуклюже возвышалось что-то покрытое кожаным чехлом. Васыль снял чехол, и я увидел какую-то странную машину с двумя валиками и торчащим над ней рычагом.

Васыль потянул рычаг. Послышался слабый скрип железа. Васыль снял с машины лист бумаги и подал мне.

— Ну, грамотей, посмотри, много мы тут ошибок наделали? — сказал Тарас Иванович.

Это был оттиск двух колонок газеты «Рабочий и крестьянин».

— Многовато, — покачал я головой, прочитав один столбец.

— Говорил я тебе, что лучше подождать Митю, — с укором глянул на Ильку Тарас Иванович.

— Так я ж для практики. Сам набрал, сам и разберу. Пока он поправит заметки, я буквы по ячейкам обратно разложу.

Уйдя с головой в правку заметок, я почти не видел, что Илька делал с набором. Только когда он опять начал выхватывать металлические буквы из ячеек, на которые был разбит деревянный ящик, я заметил, что пальцы его стали свинцово-черного цвета.

— Это от металлических букв, — объяснил мне Тарас Иванович. — У всех настоящих наборщиков руки такого цвета. Выходит, наш парень уже наборщик высшей категории.

Сказано это было с добродушной иронией, и Илька немедленно отозвался:

— Кто к чему тяготение имеет: одни в наборщики идут, другие — в лавочники.

— Поддел родителя, — вздохнул Тарас Иванович. — А в писании сказано: «Чти отца твоего и матерь твою». Непочтительные стали дети.

Хмурый Васыль неожиданно улыбнулся, отчего лицо его стало добрым и приятным:

— Все-то вы с шуточками. Веселый народ, дай вам бог удач в вашем святом деле.